Кровь в наших жилах - Татьяна Лаас

— Докажи!

Алексей хотел было позвать Лизу, чтобы она подтвердила его слова, но Петя его опередил. Он требовательно сказал:

— Покажи свою саблю из тьмы.

Вот это пердюмонокль!

— Опаньки… — Алексею только и оставалось, что развести руками: — Не могу, Петя. Так… получилось.

Петя спокойно все это воспринял — он даже щуриться перестал. Алексей решил, что стоит гордиться такой выдержкой у сына — ему же всего девять, а ведет себя рассудительно и невозмутимо.

— Хорошо. Я вас понял.

Продолжение Алексея, к сожалению, не порадовало:

— Уйдите, или я сейчас закричу, вызывая охрану. Я Петер Шульц восьми лет от роду, подданный Германской империи.

— Но я правда твой отец. Баюша, подтверди!

Кошка важно кивнула:

— Петенька, смирись — он твой отец. Кровь та же. Ничего уже не поделать.

Алексей поперхнулся ругательствами — леший за дело его невзлюбил, он забывал свои обещания Наташе, а Баюша куда? Все его детские проделки простить не может?

Петя решительно сел в кровати, глаза его как-то при этом подозрительно сверкнули:

— Охра…

Алексей сделал первое, что прошло в голову: он схватил сына за руку и дернул его в кромеж. Других вариантов доказательства у него не было. Ох уж эта Лиза! Еще две недели назад никаких затруднений не возникло бы, но приспичило же ей сделать их всех людьми… Теперь родной сын не верит!

Кромеж легко распахнулся, подхватывая Петю тьмой и ставя аккуратно на ноги.

Никогда еще разница между старыми и новыми кромешниками не была так заметна. Вокруг Пети послушно кипела тьма. Алексей же только свет и чувствовал. И словно между ними сотни верст возникли внезапно, и в то же время — стоит только руку протянуть, и вот он тут, рядом, белый, нахохлившийся удивленный воробушек. Его сын.

— …а-ана… — закончил растерянно Петя, рассматривая черно-белый коридор. Осознание догнало его, и он выдавил из себя: — ты кромешник… Но почему тогда саблю показать не хочешь? Мама гово… — Он тут же осекся, словно боясь сказать что-то лишнее.

Алексей вздохнул:

— Потому что это проделки твоей тети Елизаветы. Я теперь вот… — Он зачерпнул свет, вытягивая его в кинжал, а потом превращая в огонь. Свет не убивал — огонь же запросто.

— Ух ты! — Глаза Пети загорелись восхищением: — а я так смогу?

— Сможешь, только не сразу.

Говорить Пете, что для этого придется пройти через огонь, как-то неправильно сейчас — еще рванет куда подальше от таких вот родственничков. Ищи его потом — надевать блок-браслет на сына он не позволит. Придется договариваться по-хорошему.

— Давай-ка обратно в палату. — Алексей подхватил мальчишку на руки — тот был мелкий, совсем невесомый, бледный, потому что солнечного света никогда не видел, слабый еще после подвигов с побегом. — Надо очень серьезно поговорить.

Он вышел из кромежа, сел в палате в кресло, махнул рукой тревожно заглянувшему на крик Саше:

— Все хорошо! — И устроив удобнее мальчишку на своих коленях, принялся поговорить то, с чего по-хорошему и надо было начинать разговор: — водяной, который держал тебя и твою маму Наташу в плену, разлетелся на сотни тысяч капель — он теперь тебе не может угрожать. Ты же сам видел — от его царства ничего не осталось. Шульц в тюрьме и выйдет оттуда только на каторгу или на казнь. Кросс так же. Князь Голицын мертв. Если тебе угрожал кто-то еще — ты только скажи. Я найду эту тварь и уничтожу.

— Это… — глаза Пети как-то подозрительно внимательно всматривались в него. — … Ты так говоришь, потому что я особенный?

— Это я так говорю, потому что никто не имеет права угрожать ни одному ребенку на свете.

Кажется, неожиданные испытания на доверие он все же прошел — Петя, который до этого сидел на его коленях, как кол проглотивший, внезапно обмяк и потянулся к нему, прислоняясь к груди.

— Хорошо. Больше никто мне не угрожал. Ты выписку о браке из церкви в Семеновке делал?

Алексей мысленно вздрогнул — слова звучали удивительно взросло. И сколько еще проверок Наташа приготовила для него? Оно, конечно, важно, но и чувствовать себя постоянно на минном поле неприятно.

— Село называлось Покровка.

— Ага, — руки Пети обвили его за шею.

— Имена свидетелей брака называть?

Петя вздохнул и бесхитростно признался:

— Мама их называла, говорила, что это важно, но я… Их забыл.

— Тогда просто поверь — я твой отец, я не дам тебя в обиду.

— Когда венчать на царство будут?

Алексей заметил, как опять блеснули глазенки мальчишки.

— Никогда. Пока не подрастешь. Пока сам не захочешь. Наташа хотела простой жизни, хоть и явно не понимала, что это значит. Не думаю, что она хотела тебя посадить на трон — ты еще ребенок, власть тебя сломает. Это только в книжках всеобщее благоденствие и ликование сразу наступает, а в жизни… Спокойнее тебе будет, пока страна о тебе не знает.

Все, кажется, он прошел последний экзамен Наташи — Петя вдруг вздрогнул и прошептал, обмякая:

— Папа… Ты же найдешь маму?

Алексей не знал, что ответить на этот вопрос. Говорить, что Наташа мертва, сейчас как-то не вовремя. Петя от Шульца еще не отошел. Хорошо, что Петя продолжил дальше:

— И тетанну, и теть Елену… Ты же найдешь всех?

— Найду. Всех найду. Я очень постараюсь.

Петя зачастил, бесхитростно признаваясь:

— Я так боюсь. Мама своей жизнью за меня поручилась, а я отвечаю за её жизнь. Так и у тетанны и теть Елены. Если одна не возвращается с берега — вторую убивают. Так четыре года назад было. Тетя Елена не вернулась, и водяной убил тетанну, делая её русалкой. — Он сжался в комок, и Алексей не выдержал, принялся гладить Петю по голове, не зная, как еще его утешить. — Я так вырывался, когда меня из озера забирали! Я так боялся, что маму Идольмень убьет. Я так боюсь, что он её уже убил…

Последние слова Алексей еле расслышал — Петя их выдохнул ему куда-то в жесткий ворот кафтана.

— Ты ни в чем не виноват, не вини себя — это лишь вина Шульца.

— Идольмень жесток. Он тетанну утопил. Я боюсь, что он мог и маму… Хотя Шульц обещал, что так не будет.

Мысли просто кипели. Голова грозилась вот-вот взорваться. Алексей напрягся — картинка не получалась! И ростки странной надежды приходилось нещадно выпалывать из сердца — Петя прав: Идольмень жесток и лжив. Это он на себе прочувствовал, когда платил выкуп за родных, которые уже вырвались из-под власти водяного. Убить бы тварь, да поздно уже.

— Тебя в сентябре