Современный зарубежный детектив-10. Компиляция. Книги 1-18 - Дэн Браун

– Ханна, я сейчас войду. Ты не против?

Ей хочется ответить, сказать, что все нормально, но это неправда.

Дверь медленно приоткрывается, Хью осторожно заглядывает в щель. На нем очки, он в брюках в елочку с острыми отутюженными складками. При виде закутанной в полотенце бледной, дрожащей, безмолвной фигуры, привалившейся к полотенцесушитею, выражение его лица резко меняется.

– Господи, Ханна, да у тебя шок. Дай я помогу.

Она пытается встать на ноги, но они как резиновые. Хью вынужден поддерживать ее, одновременно прижимая полотенце к ее телу, чтобы оно не соскользнуло, и отводя взгляд в сторону от выглядывающего из-под ткани округлого живота.

– Из-звини, – пытается выдавить Ханна.

Хью приговаривает:

– Не волнуйся, не волнуйся, я врач. Я все это видел много раз. Ничего страшного, у тебя запоздалый шок. Все естественно. Такая новость кого угодно выведет из равновесия. Проходи сюда. Я приготовлю что-нибудь горячее с сахаром. Ничего страшного, ничего страшного.

Они вдвоем кое-как продвигаются по коридору в гостевую спальню. Хью откидывает одеяло и помогает ей лечь.

– Только не спи, – строго приказывает Хью. – Я дам тебе успокоительное.

Дрожь проходит. Ханна невероятно устала, однако старается выполнять указания и усилием воли не закрывает глаза. Хью возвращается с бутылкой воды и чашкой чая настолько сладкого, что Ханну опять чуть не одолевает тошнота. Хью заставляет ее сделать несколько глотков.

– Дай мне вздремнуть, – умоляет она. Мысли о полиции сейчас не идут в голову. Какая может быть полиция, когда она вся бледная и дрожит как осиновый лист. Через час еще куда ни шло. Но сию минуту усталость давит страшным грузом, трудно даже припомнить, когда она так уставала в последний раз.

Хью долго молча смотрит на нее, потом кивает:

– Ладно. Ты выглядишь совершенно измученной. Я только измерю артериальное давление, хорошо?

Ханна кивает, Хью уходит и вскоре возвращается с тонометром. Садится у кровати, под жужжание и щелчки считывает показания, убирает манжету и некоторое время, приложив палец к запястью, считает пульс.

– Все нормально? – Как трудно выговаривать слова. Какая невероятная усталость.

Хью снова кивает:

– Все в порядке. Не волнуйся. Тебе не холодно?

Ханна качает головой. Ноги и руки еще не избавились от оцепенения, но дрожь уже проходит, она чувствует, как по телу разливается тепло от грелки.

– Спи, – ласково произносит Хью. – Я разбужу тебя через пару часов. Договорились?

– Да, – вяло отвечает она и, закрыв глаза, с благодарностью проваливается в темноту.

После

– Ханна, – звучит мягкий, но настойчивый голос. И принадлежит он не Уиллу. – Ханна. Пора просыпаться.

– Что? – Она с трудом садится, моргает, не в силах сообразить, где находится. Наконец вспоминает. Это квартира Хью. А она – о господи! – лежит в постели, голая. И почему-то здесь темно.

Ханна подтягивает одеяло к подбородку, память возвращается. Ванна. Побег. Уилл.

В бок ножом вонзается боль. Непереносимая боль.

Рядом, склонившись над ней, стоит Хью, привычно сдувая упавшие на глаза волосы. У Ханны щемит сердце.

– Сколько сейчас времени? – хрипло спрашивает она, хватаясь рукой за раскалывающуюся от боли голову. Она чувствует себя – и этот вывод ее озадачивает – как после жуткого похмелья. Хотя реальная причина настолько далека от этой мысли, что ей хочется засмеяться. Неужели это тоже следствие шока?

Хью смотрит на часы.

– Почти четыре. Нас ждут в полицейском участке в полпятого. Ты нормально себя чувствуешь?

– Почти четыре? – Ханна от неожиданности выпрямляется. – Ты шутишь? Я что, проспала весь день?

– Вырубилась, словно тебя выключили. И до сих пор, похоже, не до конца пришла себя.

Ханна ощупывает голову. Не до конца пришла в себя – не то слово. Она как боксер на ринге, пропустивший мощный удар и совершенно потерявший ориентацию, во рту гадкий привкус какой-то горькой химии.

– Извини, ты что-то сказал о полиции?

– Да, но, чтобы ты знала, – Хью приподнял руку, предупреждающе выставив вперед ладонь, – я ничего им не рассказывал. Сама расскажешь. Сообщил только, что у меня есть знакомая, располагающая важной информацией; нельзя ли прийти и подать заявление. Там спросили: «Как насчет полпятого?» Если передумала, еще не поздно отменить.

– Нет. – Руки по-прежнему холодны, однако Ханна не желает менять решение. Она просто обязана обратиться в полицию.

Главное, что в комнате Эйприл в тот вечер мог находиться кто-то другой, убивший ее после ухода Невилла. И этим неизвестным – от этого вывода больше не отвертеться – мог быть Уилл.

– Нет, я готова.

– Твоя одежда там. – Хью указывает на изножье кровати, где аккуратно сложены ее вещи плюс куртка Хью. Очки Ханны лежат сверху на стопке одежды. На полу пара шлепанцев. Хью перехватывает ее взгляд и морщится. – Извини, другой обуви не нашлось. Я не хотел оставлять тебя одну в квартире без присмотра. Можно купить какие-нибудь кроссовки по дороге.

Ханна качает головой. Какая разница. Теперь уже ничто не имеет значения.

Хью тактично выходит из спальни, Ханна медленно одевается. Наконец берет мобильник, нажимает кнопку питания, желая проверить время, и только тогда вспоминает, что телефон сломан.

И все же, прежде чем покинуть спальню, она сует его в карман куртки.

– Готова? – спрашивает Хью.

Она согласно кивает, хотя на самом деле это совсем не так. Хью держит в руках ключи от машины, что заставляет ее нахмуриться.

– Мы поедем на машине?

– Нам обещали выделить место для парковки. Я не хочу, чтобы ты торчала на стоянке автобуса под дождем. Ты очень слаба.

Ханна рассеянно кивает. Какая разница. Главное теперь ребенок. Нужно держаться, чтобы не навредить ребенку.

Боже, неужели она действительно все расскажет полицейским?

Опять начинается головокружение. Хью встревоженно берет ее за руку.

– Ханна? Как ты?

– Я выдержу, – с трудом произносит она. Сейчас надо дотянуть до встречи с полицией. В чем бы ни заключалась истина, что бы теперь ни произошло, Новембер права – это единственный способ избежать опасности в будущем.

* * *

Сев в машину, Ханна приваливается головой к стеклу. Она не просто устала – она вымотана до предела от страха, потрясения и печали. Она испытывает странное дежавю, как в первые месяцы после смерти Эйприл, все тот же сковывающий волю ужас, нервозность и напряжение, вызванное огромными порциями плохого чая, еще худшего кофе и отсутствием аппетита, да еще бесконечными расспросами в полиции, когда детективы пытались нащупать несоответствия в ее показаниях или вытащить из памяти забытые подробности.

Мысль о том, что все это придется пережить в очередной раз, вызывает у нее легкое головокружение и тошноту. Возможно, именно потому, что она однажды уже прошла через эти муки,