Черный список Петроградки - Дмитрий Васильевич Подлужный

света – напряжение, вместо отражения – вызов. Но прежде чем подойти, он почувствовал, что за ним следят.

В глубине библиотеки, между двумя книжными рядами, кто-то сидел. Не тень, не силуэт, а человек – старик в пыльном пиджаке и очках без стёкол. Он листал книгу, как будто пытался вспомнить, зачем пришёл сюда. Рядом на столе – стопка других книг: обложки потерты, названия стёрты.

Максим подошёл.

– Вы здесь давно?

– Дольше, чем хочу помнить, – ответил старик. Голос был скрипучий, как половицы в старом доме. – Я – Хранитель Памяти. Хотя поначалу был библиотекарем. Потом – читателем. Потом – частью этого места.

– Что это за библиотека?

– Это место, где сохраняется прошлое, которого не было. Или, которое мы хотели забыть. Люди, пришедшие в тень, приносят с собой искажённые воспоминания, страхи, сожаления. Здесь они – становятся книгами. Ты ходишь среди них. Иногда – читаешь самого себя. Иногда – других.

Старик протянул ему книгу. На обложке – выцарапано гвоздём:

«Лисовский, Максим. Том 4: 1997»

Максим взял её в руки. Книга дрожала. Он открыл наугад.

…он стоял у двери, не решаясь войти. Мария ещё спала, и он знал: если откроет рот, скажет – «я ухожу», то уже не вернётся. Но он выбрал тишину. И вышел. Он всегда выбирал тишину.

Он застыл.

– Я не помню этого.

– Потому что не хотел. Но зеркало покажет всё. Оно не врёт. Оно достаёт то, что ты запер. И иногда… предлагает выбор.

Максим взглянул на Хранителя.

– Что за выбор?

– У тебя будет возможность переписать момент. Один. Из всей жизни. Но за это есть цена. Нельзя исправить что-то – не потеряв другое.

– И если я перепишу?

– Ты уйдёшь отсюда. Но не тем, кем пришёл.

Он помолчал.

– Смотри не выбери не то.

Максим закрыл книгу. Сердце стучало, как перед допросом.

Он вернулся к зеркалу.

В отражении – снова он и Мария. И фигура за её спиной. Тень. Выбор.

Зеркало ждало.

Глава 20. Переписчик

Максим стоял перед зеркалом. Его отражение – слегка запаздывало, как в старой записи. Мария – в пол-оборота. Тень за ней начала двигаться, искажая фон. Внутри зеркала вспыхнул свет, и перед ним, словно изнутри стекла, возник силуэт женщины – в длинном чёрном платье, с лицом, разделённым пополам линией трещины. Губы двигались, но голос звучал в его голове.

– Один фрагмент. Один поворот. Один шаг в другую сторону. Ты можешь изменить только одно. Всё остальное – падёт за ним.

– Что значит «падёт»?

– Как в книгах в библиотеке. Одну страницу вырываешь – меняется глава, потом сюжет, потом финал. Ты не выйдешь тем, кто вошёл. Но можешь выйти.

Перед ним всплыли три сцены. Прямо в зеркале. Как живые картины, дрожащие от чужой воли.

1. Лето 2012.

Он сидит на скамейке у детской площадки. Рядом – маленькая Мария. Она держит мороженое и говорит:

– Пап, ты завтра не уйдёшь на работу, да?

В оригинале он улыбнулся и сказал: «Надо. Я же спасаю людей».

Теперь зеркало предлагает: Остаться. Уволиться. Быть отцом. Спасти одного – но потерять сотни.

2. Январь 2018.

Он получает звонок – заказ на расследование, которое приведёт к разрушенному дому, к «Лестнице №4», к списку.

В оригинале он берётся за дело.

Теперь зеркало предлагает: Отказаться. Вычеркнуть путь. Оставить всё в покое. Жить дольше. Но Мария останется внутри, навсегда.

3. Осень 1997.

Ночь. Он собирает вещи. Жена спит, Мария в детской. Он уходит.

В оригинале – молча.

Теперь зеркало предлагает: Остаться. Попробовать семью. Быть не беглецом, а отцом и мужем. Но возможно потерять самого себя. Не стать сыщиком. Не найти ни Марии, ни правды.

Зеркало затихло. Женщина-голос произнесла:

– Выбор – не в спасении. А в том, кем ты решишь быть. Жертвой? Лжецом? Или тем, кто заплатит – за всё.

Максим сжал кулаки. Пальцы дрожали.

– А если я не выберу?

– Тогда останешься здесь. Читателем чужих судеб. Навсегда.

Он взглянул на отражение Марии. Она больше не была отражением – она ждала.

Максим закрыл глаза.

В голове: шум ветра у Финского залива, её голос, вкус мороженого, первый рапорт о «Лестнице №4», запах уходящего вечера. Весь его путь.

Он сделал шаг вперёд.

Протянул руку.

И сказал:

– Я… выбираю остаться в 2012-м. С Марией. Я не буду героем. Я буду её отцом.

Зеркало вздрогнуло. Пошла трещина. И в следующий миг – всё исчезло.

Он проснулся на скамейке.

Июль. Жарко. На коленях – растаявшее мороженое.

Рядом – Мария. Настоящая. Живая. Семилетняя. Смотрит на него.

– Пап, ты опять заснул!

Он вытер глаза. Мир был прежним. Но в нём не было «Лестницы №4». Не было исчезновений. Не было тени. Всё исчезло вместе с выбором.

Он посмотрел на неё и сказал:

– Знаешь что? Завтра никуда не пойду. Просто будем вместе.

Она улыбнулась.

И впервые за много лет он почувствовал, что сделал всё правильно.

Эпилог: Тень остаётся

Петроградка жила своей жизнью. Вроде бы – обычной. Но в некоторых квартирах время от времени застывали часы. Зеркала тускнели без причины. И порой, где-то между 2:17 и 2:23 ночи, в старых подъездах можно было услышать звук фортепиано. Тихий, упрямый, как будто кто-то всё ещё пытался вспомнить забытую мелодию.

Максим Лисовский больше не был частным сыщиком.

Он не открывал «дело об исчезновении арт-диллера». Он не знал про «Лестницу №4». И, если бы кто-то спросил про Седьмое зеркало, он пожал бы плечами.

Но в его взгляде, когда он встречал чей-то испуганный рассказ – была тень памяти. Смутный отклик чего-то важного, что он будто бы знал, но не мог объяснить. Как если бы душа обошла лабиринт, а разум так и остался у входа.

Мария выросла. Училась в художественном. Писала странные, пронзительные картины. О лестницах. О дверях, которых нет. О библиотеках, где можно прочесть своё детство.

Отец не спрашивал. Но однажды нашёл в её мастерской полотно без названия.

На нём – его собственный силуэт. Перед зеркалом.

И за его спиной – нечто чёрное, без лица.

Он посмотрел.

Мария стояла рядом, молчала.

– Ты помнишь?

Она улыбнулась чуть грустно.

– Всё. Но я не злюсь. Ты сделал то, что должен был.

Папа… мы же всё равно тут. Вместе.

Он кивнул.

Иногда выбор – это