Аккорды смерти в ля мажоре - Елена Бриолле

– Вы не думаете, что я буду терпеть в моем отеле горничную, которая заводит шашни с клиентами? Да ещё имеет глупость понести от одного из них. Кто он?

– Нет, прошу вас, господин Шёнберг! – запричитала почти шёпотом Клеманс. – Прошу, он обещал жениться.

– Собирайте свои вещи и вон отсюда, – тихо ответил Ганс. – Если закатите истерику, я велю вышвырнуть вас сейчас же.

– Мсье Шёнберг… – вмешалась Элиза.

– Оставьте.

– Зачем ты вообще устроилась работать в «Лютецию»? – закричала Клеманс, поворачиваясь к Элизе. – Здесь тебе не место.

Элиза сильно побледнела и сжала губы.

– Это ты настроила его против меня, – тыкнула в неё пальцем Клеманс.

– Я никому ничего не говорила. Мсье Шёнберг, позвольте…

Однако в этот момент Клеманс размахнулась и хлестнула Элизу по щеке. Ганс схватил её за руку и позвал дворника.

Элиза продолжала стоять на одном месте, прижимая ладонь к лицу.

Клеманс проводили в комнату для прислуги и дали успокоительное. Постепенно девушка сникла и стала собирать вещи.

Концерт должен был начаться через полчаса. Ганс спустился в музыкальную гостиную. Надоели уже эти мелодрамы! Дворник поможет выставить Клеманс, а завтра придётся искать новую прислугу. Ни минуты покоя!

Чуть позже, когда пианист взял первый аккорд и зазвучал голос певицы, Ганс следил за тем, всем ли гостям предложили напитки. Вдруг в дверях показался швейцар с выпученными глазами. Не дрогнув ни одним мускулом лица, Ганс с улыбкой направился к выходу.

– Что у тебя? – спросил он, закрывая за собой дверь.

– Это Элиза… Элиза де Фижак. Горничная… Она бросилась с крыши… Всё лицо – как кусок мяса… Господи Иисусе! – швейцар перекрестился.

– Элиза? Точно Элиза? А Клеманс Ранье где?

– Так она же вещи собрала и ушла. Хотела в музыкальную гостиную зайти к вам, но я её уже не пустил. Тогда она поднялась за вещами, а потом ушла. В кармане у Элизы книгу нашли. Монтескью какого-то. Что же нам теперь делать?

12. Тайны почерка

Анже, 19 июня 1912 г., среда

– Надеюсь, мсье Ленуар, вы понимаете, что ни мэрия, ни жандармерия больше в ваших услугах не нуждаются. – Луи Баро встал из-за стола и направился к двери своего кабинета. – Я думал, что вы поможете мне разобраться с этим, более чем странным, случаем, а вы отправились ломать нос одному из самых почтенных граждан нашего города.

– Я не сломал ему нос, а подкорректировал прикус, – ответил Ленуар, тоже поднимаясь со стула. – Ваш Шёнберг, возможно, и не убийца, но точно отъявленный негодяй.

– Значит, вы оба цените друг друга по достоинству. Он придерживается о вас такого же мнения, но поскольку у вас все зубы целые, то для равноправия – а я всегда за то, чтобы всем жителям города Анже предоставлять равные права, – прошу впредь вести себя тихо или вернуться в Париж. Мы приняли вас здесь по просьбе господина Пизона и в память о заслугах вашего отца. Однако лимит моего доверия исчерпан…

На улице лил дождь, и сыщик чувствовал себя как бездомный пёс. В стене дождя он видел то лицо Элизы, то образ Николь с перерезанным горлом, и от этого становилось ещё хуже. Брюки насквозь промокли. Со шляпы капала вода, и он с трудом переставлял ноги по бульвару маршала Фоша. Повернув на улицу Углов и пройдя мимо старого домика, осевшего в земле на полметра, он наконец оказался на перекрёстке пяти улиц, где снимал квартиру на последнем этаже.

Современные пятиэтажные здания с балконами устремляли свои носы на перекрёсток, словно бросали друг другу вызов. Ленуар зашёл в дом и наконец подошёл к своей двери и остановился. Дверь была приоткрыта. Сыщик точно помнил, что закрывал её за собой, когда уходил. Он подкинул трость и перехватил её пониже, чтобы при случае ей можно было защититься. Снял туфли. Прислушался. Никого.

Кто же настолько глуп, чтобы забираться в квартиру к агенту префектуры полиции? Или на него устроили охоту? Шёнберг? Убийца Изольды или корзинщики выследили? Ленуар тихонько открыл дверь. Пру! Что это? Из-за ширмы выбежала чёрная кошка. Откуда у него в квартире чёрная кошка?

Ленуар вошёл в комнату. Её пять углов словно зажимали его со всех сторон. Кровать не тронута. Бумаги на письменном столе всё так же прижаты словарём медицинских терминов. Шкаф закрыт. Никого. Сыщик шагнул к балкону и открыл дверь. В комнату ворвался свежий вечерний воздух и последние лучи солнца. Ленуар вздохнул и повернулся к столику перед камином. На нём в вазе стоял букет незабудок. Что это за наваждение?

Ленуар спустился к консьержке и спросил, не она ли оставила ему цветы. Нет, сегодня она даже не поднималась делать уборку. Нет, она ничего странного не заметила. Правда, в районе пяти выходила за сливками…

По возвращении в комнату Ленуар ещё раз тщательно всё осмотрел. Странно, всё на местах. Только эти цветы в вазе. На полу – никаких следов. В замке – тоже нет следов взлома. Походив по комнате, Ленуар выбросил цветы и упал в кресло. Мысль о том, что ни Элиза, ни Изольда не могли просто так покончить с собой, не давала ему покоя. Разве что у них появился мотив, о котором он не знал. Шёнбергу верить не хотелось, но доказательств его вины в смерти Элизы не было. Единственные свидетели мертвы. Сейчас администратор виновен только в том, что не дал расследовать обстоятельства смерти Элизы. Если бы тогда провели вскрытие, то, возможно, в крови у неё обнаружили бы яд или дурманное вещество. С другой стороны, в крови Изольды ничего тоже не нашли. Голова шла кругом.

Тут в боку что-то кольнуло. Веер! Веер Изольды Понс до сих пор лежал у него в кармане. Ленуар раскрыл его и посмотрел на надпись «Умри!». Буква «м» выведена так, словно это две буквы «н». Сыщик вытащил список аксессуаров и провёл по нему пальцем. Пятой строкой значилось: «Веер традиционный, китайский с перламутровыми вставками». Что это? Показалось? Ленуар ещё раз провёл пальцем по списку, обращая внимание только на букву «м». Все они были написаны как двойная буква «н»…

Так это всё-таки была Тифен Бургсталь, костюмерша? Она уехала в Париж ещё вчера вечером. С ней же отправили все вещи Изольды для доставки в квартиру. Если здесь замешана костюмерша, то как же ей удалось убить Изольду – и почему? И кто ему сегодня принёс эти незабудки?

Ленуар посмотрел на стол, где стояли цветы, и вспомнил о том, как Шёнберг ему рассказывал вчера, что Элиза украсила его