Современный зарубежный детектив-7 (Крутой детектив). Компиляция. Книги 1-27 - Сара Парецки

начинает словами: «Меня зовут…» И это так, ибо мы не есть наше имя, и он на самом деле не знает, кто он и кто говорит. Потом он сообщает, что ему легко будет устранить убийцу, и он молит нас, если с ним что-нибудь случится, посмотреть этот фильм и при этом не судить по внешнему виду. Вы были правы, сомневаясь в самоубийстве вашего отца.

– Почему? Я не понимаю.

– Как и в фильме «Бойцовский клуб», убив себя, он убил Подглядывающего. Это действительно единственное убийство, совершенное вашим отцом, – сказал комиссар Барде.

* * *

Некоторое время спустя полицейский и психолог стояли у окна и провожали взглядом силуэт Тима Гленарсе, удаляющегося по слабо освещённой улице.

– Вы понимаете, комиссар, что существуют две возможные версии, не так ли?

– Да, я это знаю.

– Две версии? – переспросил подошедший к ним инспектор Лямотт.

– Да. Либо Мане уничтожил своего двойника, либо это его двойник одержал верх. Вставка скрытых кадров предполагает, что Мане предполагал второй вариант.

– В любом случае, результат один и тот же. Подглядывающего больше нет. Я нашел свою записную книжку тех времен, и я составил анаграмму от имени Вивон Мане.

Комиссар повернулся к психологу.

– Тут есть нечто, что может вас заинтересовать. Это анаграммы. Знаете, это такой прием, состоящий в перестановке букв или звуков определенного слова или словосочетания, что в результате дает другое слово или словосочетание. Он был совершенно болен анаграммами, и он считал, что они позволяют, если они что-то значат, глубже понять личность человека.

– Они также влияют на поведение, но они очень коварны, потому что большую часть времени скрыты. Это – тот же подсознательный образ, сознание его не обнаруживает, но подсознательно это регистрируется. Так вот для Вивон Мане анаграмма такова – вина во мне. Интересно, не правда ли?

– Очень интересно и даже тревожно, – заметил инспектор Лямотт.

Комиссар Барде вздохнул, достал из кармана свою любимую трубку из бриара и повернулся к психологу.

– Теперь Тим Гленарсе действительно знает правду. Если она не полностью реабилитирует его отца, то он должен довольствоваться хотя бы тем, что знает, что на самом деле это был как бы не он.

– Но ему всё же потребовалось шесть лет, чтобы принести нам плёнку.

– Это потому что…

– Потому что он не знал, что на ней, и у него не было времени изучить все подробно, именно так он сказал.

– Вы ему не верите?

– Что меня удивляет, так это то, что вы в это поверили. Действительно ли это просто совпадение, что истина всплыла только сегодня? Шесть лет спустя после смерти отца, который за шесть месяцев убил шесть молодых женщин. Получается число 666, а это ещё один символ, знак дьявола. Число зверя, упоминаемое в Библии, под которым скрыто имя ставленника Сатаны. Это просто забавно, что мы с вами находимся не в «Изгоняющем дьявола» или не в какой-то другой подобной истории.

– Я почувствовал ваш интерес к Гленарсе, и что вы можете ему предъявить?

– Любитель кино, сын профессионального монтажёра находит пленку в бумагах своего отца, покончившего с собой и подозреваемого в том, что он – серийный убийца, и он ждёт целых шесть лет, чтобы этим заинтересоваться?

– И в самом деле – странно.

– Мы смотрели этот фильм несколько раз, мы обнаружили истину, а он оставался совершенно спокойным. Если Вивон Мане был его настоящим отцом, я боюсь, что и он тоже – жертва неких поведенческих расстройств.

– И что позволяет вам так говорить?

– Это просто ощущение, возможно, что-то… подсознательное. Дело в том, что этот молодой человек поставил меня в тупик.

И тут в разговор вновь вступил инспектор Лямотт, держа записную книжку в руке.

– Я тоже не знаю, что и думать об этом Тиме Гленарсе… Но вот его анаграмма, я тут попробовал кое-что составить, что вообще приводит меня в замешательство.

– Почему? Что там получается?

– Ангел смерти…

Убийство в прачечной

Мишеля Луазона инспектор Лямотт знал задолго до того, как стал служить в полиции. Они были старыми приятелями, но последнее время виделись нечасто.

Как же приятно было услышать всегда бодрый голос Мишеля, которого, казалось, ничто и никогда не могло привести в уныние:

– Частный сыщик Мишель Луазон к вашим услугам.

– Как идут дела? – спросил инспектор.

Собственно, вопрос это можно было и не задавать, достаточно было взглянуть на пустой стол из светлого дерева и прожжённый в нескольких местах ковёр на полу.

– Как видишь.

– Значит, неважно.

Мишель Луазон пожал плечами и улыбнулся.

– Именно поэтому я и пришел к тебе, – продолжил инспектор. – Хочу предложить тебе работу. Ты ведь, если я правильно понял, сейчас свободен?

– Вот так всегда! Нет бы, заглянуть просто так без всякого дела, мы ведь давно не виделись. Но я все равно рад тебя видеть. Ты сказал, что хочешь предложить мне что-то достаточно деликатное, я не ослышался?

Что Лямотту всегда нравилось в Мишеле – он всё понимал с полуслова.

Иногда он понимал даже больше, чем ему говорили.

– Я готов выслушать тебя, но не сейчас. Сейчас я немного занят, но после шести я буду у тебя в полицейском участке на улице Корделье.

Заявление о том, что Мишель Луазон «немного занят», показалось инспектору совершенно лишним и лишённым каких-либо оснований.

– Занят? – переспросил он. – Спустись на землю, Мишель. Сейчас ты ничем не занят, и мы оба это прекрасно знаем.

– Представь себе, занят. Я тут размышляю над одним весьма запутанным делом.

– Опять пропажа какого-нибудь кота у клиента, пожелавшего остаться анонимным?

– Твоя ирония, как всегда, неуместна. А намеки на кота мадам де Перреймон… Ты же помнишь, чем это всё тогда закончилось?

– Конечно, помню. И преклоняюсь перед твоей энергией и аналитическими способностями. Итак, у меня есть для тебя работа. Когда освободишься, найди меня. Но постарайся не затягивать со своими размышлениями, дело это не требует отлагательств. Правда, Мишель, мне очень нужна твоя помощь…

* * *

В участке дел оказалось невпроворот, и инспектор Лямотт так увлёкся, что даже не заметил, как пролетело время.

Мишель Луазон, как всегда, появился бесшумно.

– Когда-нибудь, – попытался пошутить Лямотт, – ты доведёшь меня до разрыва сердца, и тебя осудят за убийство.

Луазон лишь хмыкнул в ответ.

Это должно было означать, что он оценил вышесказанное, как похвалу.

Выслушав рассказ инспектора полиции, он спросил:

– Итак, если я тебя правильно понял, это дело старое и бесперспективное. Оно закрыто, но лично тебе в нем что-то не нравится, и ты