Скверное место. Время московское - Вадим Тихомиров

что адвокат будет на этом настаивать, я даже не сомневаюсь. Ну мало ли что синяки и царапины на теле, да и оторванные пуговицы не аргумент. То есть аргумент, но очень слабый. Ну представьте, сейчас я поеду на место происшествия – и что я там увижу? Да ничего. Вон сколько снегу за ночь накидало…

Вот ведь тварь! Она сидит перед ним и просто издевается. Но ведь была же советская милиция, думал Стас, с пониманием офицерской чести, служба в которой пусть тяжелая, грязная, но почетная и уважаемая народом. Или по крайней мере большей его частью. Где и как все это растерялось? Ведь и большинство из тех, кто начинал карьеру при Брежневе, и кто сейчас при должностях, помнят, что и как, так почему же даже он, капитан милиции, сейчас сидит напротив следователя райотдела, красивой девахи лет тридцати, то ли Татьяны, то ли Наташи, и ненавидит ее всеми фибрами своей души? И в ней – всю российскую милицию.

– Станислав, да вы не обижайтесь, но это дело, как бы это помягче выразиться, не то чтобы мутное, но, с моей точки зрения, лишено всяких перспектив. Тем более вам лучше было бы озаботиться, как вообще побыстрее это дело замять. Исходя из общего состояния задержанного, понимаете, о чем я?

Вот это Стас понимал. Ночью в УБОПе под магнитофон он записал показания Виталика и строго-настрого предупредил бойцов, чтобы те не оказывали никакого воздействия на задержанного. И что, они послушались? Они его так отмудохали, что, когда он утром приехал на работу, тот уже мочился кровью.

– Командир, это за твою жену!

Что такого-то? Насильник получил свое.

– Ребята, да как я его в таком виде в райотдел поведу?! Вы что, сдурели? Он по дороге сдохнет.

Фридман, проходя в свой кабинет мимо Виталика, озадаченно почесал репу и спросил, сколько времени товарищ отдыхает на полу.

– С ночи! – ответили ему.

Услышав ответ, он приказал немедленно или отпустить еле живого «как его там», или срочно переправить того в тот райотдел, на территории которого произошло преступление.

– Да вы что, пацаны, нас тут всех с такой работой пересажают. А если он коньки отбросит прямо здесь?

Стас ни в какую не хотел отпускать живодера на волю и желал законной мести. Потому потащил в райотдел, благо тот был через дорогу. Но вышло, что напрасно он надеялся за законное возмездие. Выходит, закон ему не поможет.

– Ну что же. Спасибо и на этом. Я вас понял.

– Вот и хорошо, что мы с вами нашли взаимопонимание. А с Самарским вы лучше по-хорошему договоритесь, чтобы он потом на вас телегу не накатал. Иначе я не им, а вами буду заниматься. И оснований, как вы понимаете, у меня будет предостаточно. А мне бы этого не хотелось. Мы же с вами одно дело делаем, не правда ли? Хотя вы и работаете, с моей точки зрения, не в очень уважаемой структуре. Ну-ну, без нервов давайте!

* * *

На широкой привокзальной площади Тулы непрерывно сновали десятки людей. Кто-то уезжал, кто-то возвращался, кто-то покупал, кто-то пересчитывал. Снег, смешанный с грязью, ветер, подгоняющий тучи, солнышко, равнодушно взирающее на грешную землю, хоть и дополняли картину зимнего дня, но не делали его радостнее и сколько-нибудь значительнее. Таких рядовых, будничных дней в жизни каждого из нас – тысячи, и что, помнит кто-нибудь хоть один?

А зря. Именно в такой никудышный полдень при определенных обстоятельствах можно запросто лишиться жизни, и число календаря окажется датой на памятнике твоей могилы, если, конечно, не знать, что вон та пара праздно шатающихся по площади жлобов вооружена, как американские ковбои, и каждую минуту готовы устроить пальбу, лишь бы не попасть в руки ментов, хотя в карманах у них такие же ментовские удостоверения. А не знали все, кроме десятка человек, сидящих в старом автобусе, и парочки в помятой «семерке». Проходящим мимо них тулякам и невдомек было, что каждую секунду они рискуют попасть под перекрестный огонь. Рискуют своими жизнями, потому что в любое мгновение из автобуса могут выскочить автоматчики и за секунды превратить привычный постперестроечный мир в мир Дикого Запада. Но… время шло, а ничего не менялось.

В «семерке» было тепло и накурено. В сон не просто клонило, в сон швыряло каждые пять минут. Должно было присутствовать некоторое напряжение мышц, всё ж не на рыбалку приехали, адреналин должен был подстегивать внимание, ведь скоро захват вооруженных преступников, но… ничего этого не было. И Большаков, и Рязанский откровенно клевали носами. Конечно, в общем и целом от них ничего не зависело сегодня. Спецназ сделает свое дело и без них. Как только будет отмашка, они выскочат из автобуса и положат продавцов оружия в снег, но всё же, всё же.

– Выгораем. – отозвался Рязанский. – Это плохо.

– Когда ж это кончится? – не открывая глаз, спросил Андрей.

– Кончится. Мы еще не начинали.

– Когда ж это начнется?

– На сугубо риторические вопросы не отвечаю.

– А я и не тебя спрашиваю.

– А кого? Кроме нас с тобой, тут никого нет.

По площади нарезали круги продавцы оружия, но «покупатель» явно не спешил на встречу. Его рвало в вокзальном туалете. Неожиданное отравление сотрудника спутало все планы москвичей. Время от времени «засланный казачок» подавал признаки вялой активности, еле слышно сообщая по рации, что ему уже лучше и он скоро появится на площади, но дверь сортира не открывалась и смены декораций не предвиделось.

– Чего он такого сожрал?

– Говорит, пирожки с ливером купил на вокзале в буфете.

– Идиот. Завтракать надо дома. Или в общежитии. Как мы.

– Ладно, ждем. Этих гавриков без него брать смысла нет никакого. Вдруг при них нет оружия, тогда вся операция коту под хвост.

Только через полчаса они увидели, как подставной покупатель, он же старший лейтенант милиции Михайлов, выползает из здания вокзала и, пошатываясь, направляется к месту встречи.

– Ну и видок у Шурика, в гроб краше кладут, – присвистнул Рязанский и тут же скомандовал: – Я – «Первый», всем приготовиться, начинаем операцию!

Рукопожатие, пара фраз о погоде, закурили. На Михайлове был закреплен радиомикрофон, и Большаков с Рязанским слышали, о чем шел заглушаемый порывами ветра разговор, но в суть его особо не вникали, потому как и сути в нем не было никакой, так, обычное в таких ситуациях психологическое прощупывание оппонента на вшивость. Вот все громко рассмеялись, значит, между покупателем и продавцом начинают устанавливаться доверительные отношения.

– Чего такой бледный, братан? Такое ощущение, что ты неделю бухал.

– Так