Холод в Берлине - Эуджен Овидиу Кирович

– Грязные шлюхи!

Тяжело дыша, Дюплесси надел ботинки и застегнул пиджак. Я предложил ему сигарету и прикурить, он с благодарностью согласился.

– Вы так и не представились. Вы здесь работаете? Знаете этих женщин?

– Меня зовут Джейкоб Хубер, я американец. И нет, я их не знаю.

– Американец? Из какого отдела?

– Журналист из Чикаго.

Несколько мгновений он оторопело глядел на меня сквозь окутывавшее его лицо облако сигаретного дыма, пытаясь собраться с мыслями. Наконец поднялся с дивана и похлопал по карманам пиджака – я понял, что он проверяет, на месте ли небольшой пистолет. Затем он выпрямился и еще раз пригладил волосы кончиками пальцев, стараясь восстановить душевное равновесие.

– Американец.

– Да, герр Дюплесси.

Он прислонился к столу и прокашлялся.

– Вы знаете мое имя. Что вам надо?

– Мне бы хотелось кое-что с вами обсудить.

– Что?

Он заметил на столе графин с водой, наполнил стакан и залпом его осушил.

– Так-то лучше. Что вы говорили?

– Я хотел обсудить вашу сотрудницу, фройляйн Амалию Шульц.

Он жадно выпил еще воды, поставил стакан обратно на стол и глубоко вздохнул.

– Кого?

– Шульц. Амалию Шульц.

– Шульц… Она работает в моем отделе?

– Да. Машинисткой.

– Извините, не припоминаю. У нас столько девушек, что трудно всех знать по именам.

– Вы совершенно уверены?

– Совершенно.

– Сегодня утром ваш отдел подал в немецкую полицию заявление о пропаже человека.

– Она пропала?

– Именно, в пятницу. Удивительно, что вы не знали.

Дюплесси промолчал.

– Похоже, ее затравили, как животное, затем изнасиловали и убили, – добавил я.

С его лица сошла вся краска.

– Что? О чем речь? Вы сказали, она пропала.

– Официально да. Но я наткнулся на ее тело в Кройцберге.

– Тело? То есть она мертва?

– Как я уже сказал, жестоко избита, изнасилована и задушена. И мне известно, что перед смертью она ужинала с вами в Веддинге, в ресторане под названием «Аусшпанне».

Теперь Дюплесси походил на человека, который только что стал свидетелем конца света. Он закашлялся.

– Можно еще сигаретку? – выдавил он чуть погодя.

– Разумеется.

Я встал, чтобы подать ему сигарету. Некоторое время Дюплесси курил, погрузившись в свои мысли, затем опустился на диван.

– Напомните, как вас зовут?

– Джейкоб Хубер, журналист.

– У вас есть удостоверение сотрудника прессы?

– Да.

Он едва взглянул на документ, прежде чем вернуть мне.

– Кто вам сказал, что в тот вечер фройляйн Шульц ужинала со мной?

– Какое это имеет значение? Анонимный источник. Она ведь ужинала?

– Вы нашли ее тело. Где?

– В Кройцберге.

Он молча курил, уставившись в пространство, словно совершенно позабыл обо мне.

– Что произошло той ночью, герр Дюплесси? – спросил я, и подполковник вздрогнул, едва не выронив сигарету.

– Не ваше дело. – Он встал. – Спасибо за сигареты.

– Послушайте, я понимаю, в каком неудобном положении вы оказались, поверьте, но у вас сейчас есть возможность рассказать свою версию событий.

– Для чего вы приехали в Берлин?

– По заданию газеты.

– «Старс энд страйпс»?[14]

– «Чикаго трибьюн».

– Мне больше сказать нечего. – Он взял со стола фуражку. – А теперь, если не возражаете, я бы…

– При всем уважении, вы совершаете ошибку. Предлагаю сделку: если вы не имеете никакого отношения к смерти фройляйн Шульц, то обещаю не упоминать вашего имени. Ни слова о том, что вы вместе ужинали, или о чем-то еще. Мне лишь нужно, чтобы вы рассказали о событиях, последовавших за ужином в ресторане.

Дюплесси затушил сигарету в пепельнице.

– Стоит мне распорядиться – и ровно через десять секунд вы будете арестованы.

– Можете попробовать, но это не помешает мне написать статью. И я слышал, что мой шеф в «Трибьюн», Боб Маккормик, испытывает глубокое и стойкое отвращение к французам. И я уж молчу о его предыдущей карьере окружного прокурора. Так, может, вернемся за ваш столик, выпьем кофе и побеседуем? Пять минут – только об этом я и прошу, и потом вы меня больше не увидите.

– Каковы гарантии, что вы сдержите слово и не используете сказанное против меня?

– Никаких. Придется мне довериться. Повторяю, я лишь хочу выяснить, что произошло той ночью. Если вы не причастны к ее смерти, то вам бояться нечего.

– За кого вы меня принимаете? Я бы и пальцем не тронул ни одну женщину! Никогда!

– И я так считаю.

Внезапно он словно передумал:

– Ладно, пойдемте. Мне не помешает выпить чашечку кофе.

– Замечательно.

Мы вернулись в зал, где прибавилось народу, и сели за его столик. Казалось, все в помещении говорили одновременно, заглушая музыку. Дюплесси заказал две чашки кофе и повернулся ко мне.

– Ну же, спрашивайте, что хотите узнать. Разумеется, мои ответы не для печати.

К нему вернулось самообладание, взгляд стал ясным и внимательным, немецкий – безупречным, почти без акцента.

– Не поймите меня превратно, но разве приглашать на ужин простых машинисток – обычное дело для таких высокопоставленных офицеров, как вы?

– Справедливо. Хорошо, признаю, пару раз я приглашал фройляйн Шульц на ужин. Я питал к ней слабость. У меня две дочери примерно ее возраста, и всякий раз при виде страданий этих людей я думаю о том, что на их месте могла оказаться моя собственная дочь.

Официант принес кофе. Дюплесси насыпал в свою чашку сахара, взял ложку и размешал. Подошел молодой человек в форме, положил на стол пачку сигарет с зажигалкой, затем вернулся на свое место у барной стойки.

– Мой шофер, – объяснил Дюплесси.

– Который был за рулем в ту ночь?

Он открыл пачку сигарет, вытащил одну и закурил.

– Нет. Он плохо себя чувствовал. Я дал ему отгул и сел за руль сам.

– Расскажите, что произошло после того, как вы ушли из ресторана.

– Я подвез фройляйн Шульц домой, а затем вернулся в свою резиденцию в Веддинге. В понедельник утром она не явилась на работу, чего прежде не случалось, поэтому я послал к ней домой, чтобы выяснить, в чем дело. Поскольку ее нигде не нашли, позже в тот же день отдел подал заявление о пропаже.

Отхлебнув кофе, я вытер лицо носовым платком, потный с головы до пят. Каждая затяжка ощущалась в легких, как удар кулака.

– Вы плохо себя чувствуете? – поинтересовался Дюплесси. – Вы весьма бледны.

– Все в порядке. Итак, вы покинули ресторан примерно в половине восьмого и повезли Шульц домой в Кройцберг.

– Верно.

– Значит, приехали вы туда, скажем, в восемь – восемь двадцать.

– Пожалуй.

– И что сделали после?

– Как я уже сказал, вернулся в Веддинг.

– Герр Дюплесси, дело в том, что перед нападением и последующим убийством фройляйн Шульц босиком прошла достаточно большое расстояние, отчего в кровь ободрала ступни.