Лотос и ветер - Джон Мастерс

солдаты казались гигантами. Гуркхи из отряда Робина закричали: «Сати, сати!» Сипаи пограничных войск остановились среди них, опустили винтовки и начали переговариваться тихим шепотом. Вскоре позади сипаев появились лошади.

Генерал проехал мимо и приблизился к Робину. «Ha! Итак, ты добрался сюда, молодой человек. Ты хорошо убил?

«Нет, сэр. Только дюжина из них пыталась пройти.

Генерал удивленно уставился вниз, рассеянно стирая капли сконденсировавшегося тумана со своих усов. «Я, конечно, не слышал никакой стрельбы, но подумал, что вы, должно быть, добираетесь до них штыком. Пограничные войска и основные силы Макдональдса, несомненно, прогнали четыреста гильзаев с тех хребтов. Куда, черт возьми, они подевались? Где парни Маклейна?»

«Я думаю, вон там, сэр. Робин начал рассказывать генералу о случившемся, но кашлем прервал свои объяснения. У Маклейна могут быть серьезные неприятности. Ему лучше говорить как можно меньше.

— Вы думаете! — резко спросил генерал. Значит, вы потеряли с ним связь?

— Да, сэр.

Хм. Надеюсь, все в порядке. В этой стране плохо терять связь, даже на несколько минут.» Он повернулся к командиру горцев. «Финдлейтер, Сэвидж здесь и твой парень Маклейн потеряли связь друг с другом. Сэвидж думает, что твои люди где-то там. Возможно, им повезло больше. Но вам лучше отправить патруль, чтобы найти их и вернуть в колонну. Нам нужно продолжать путь, расположившись бивуаком на перевале сегодня ночью.

«Очень хорошо, сэр. В какую сторону пошел Маклейн, Сэвидж? Подполковник-хайленд, нахмурившись, повернулся к Робину. «Как вы потеряли связь? Почему вы не поддерживали контакт с внутренним флангом? Почему?..

Робин начал отвечать, тщательно подбирая слова. Сипаи пограничных войск построились, чтобы продолжить наступление. Лошади штаба генерала стояли, подняв головы и навострив уши, нервничая в движущемся тумане, как островки в потоке марширующих людей. Мимо пронеслись два орудия горной батареи, известные задолго до их появления и запомнившиеся еще долго после их ухода по равномерному лязгу и грохоту их снаряжения в упряжи. Затем все звуки стихли до хруста сапожных гвоздей по камню, дыхания усталых людей, шарканья сандалий пограничников. Облака и туман рассеялись, ветер стих, и начал падать мелкий, мелкий снег.

Когда облако рассеялось, все члены отряда генерала увидели мужчину в килте, спотыкающегося по направлению к ним с западного холма. Генерал двинулся было с места, но придержал лошадь. Все услышали вздохи и всхлипывания бегущего человека. Робин первым узнал в нем Маклейна. На нем не было шлема, и кровь заливала половину его лица и толстыми пятнами застывала спереди на тунике. Пока наблюдатели оставались в оцепенении от удара, молодойофицер преодолел последние двадцать футов вниз по склону и пополз вперед на четвереньках. Он поднял окровавленную голову. Его некогда ярко-голубые глаза были пусты, как бездны.

Затем, наконец, офицеры и санитары, окружавшие генерала, подбежали вперед, чтобы поддержать Маклейна, подхватили его под руки и подняли. Его туника висела на лентах. Его клеймора была сломана на шесть дюймов ниже стальной плетеной рукояти. Робин видел каждую деталь, когда бежал вперед, чтобы помочь. Но Маклейн теперь вцепился в колени своего полковника и больше никого не узнавал. Он без умолку болтал, все офицеры ушли, а все бравые усатые молодые кавалеры исчезли. В эти секунды казалось, что он говорит из другого мира, в котором обычно жила Робин, и Робин почувствовала себя очень близкой к нему.

«Они мертвы, почти все. Все. Я боролся, пока… не смог бороться. Они не убили меня. Не смогли. Макферсон мертв. Грэм. Робертсон. Макинтош и Маккензи. Маклафлан. Все Макдональды. Лэйдлоу.» Он прерывисто дышал между именами и плакал так горько, что наблюдатели и люди, поддерживавшие его, опустили глаза, чтобы не видеть, как молодой офицер полностью потерял себя. Но Робин видел каждую слезинку, слышал каждое рыдание и узнавал их все. Он не помнил, чтобы видел и слышал это, но с самых ранних лет знал это. То, что он теперь пережил снова, на этот раз не как наполовину воспоминание из детства, а как полностью ощущаемую реальность, было корнем, из которого он вырос и должен продолжать расти. Маклейн говорил из бездны, где люди — это не люди, а множество цепких пальцев зла; где любовь и мужество, ненависть и трусость — все одинаково мерзки, потому что одинаково человечны, все одинаково далеки от тишины и одиночества Бога. Маклейн плакал на изможденных склонах Гленко, Робин над Мятежом — теперь он это знал. Возможно, какое-то время Маклейн будет бояться людей так же, как Робин. Эти другие, которым было невыносимо смотреть, никогда не знали того, что только что узнал Маклейн. Они никогда не узнают яму. Или тишину.

«Мы попали… в нужное место…» полковник Финдлейтер попытался помочь Маклейну подняться, но ему пришлось опуститься на колени и заговорить. Смущение отразилось на лице генерала, а солдаты продолжали проходить мимо, шаркая под кружевным снегом.

«Гуркхи не пришли. Мы перебрались через… спустились в долину… сотня, двести. С ножами! Они никогда… с ружьями. А мы…нет… Нет времени! Они…»

Его блуждающий, пустой взгляд скользнул по лицу Робин. Робин стоял неподвижно, обмякший от нахлынувшего на него потока понимания молодого человека, который был брошен в одно и то же уединенное место вместе с ним. Он бы не вынес, если бы кто-то прошел между ними, отрезав почти видимый путь к его духу.

Маклейн снова сказал: «Они… они… они…» — Он вырвался из рук тех, кто держал его. Он ударил Робина по лицу тыльной стороной окровавленной левой руки, потом еще раз ладонью. «Ты… не захотел прийти. О, трус. Ты испугался. Твоя кожа! Он начал кричать, схватив Робина за горло и слабо тряся его.

Робин почувствовал укол крови на разбитых губах. Один шатающийся зуб заскрежетал о другой. Снег падал на его щеку, как прикосновение ледяного меча. Гуркхи из его отряда стояли позади и вокруг него, наблюдая за происходящим, их лица были полны бесстрастия.

Он тихо сказал: «Я не испугался, Маклейн». Больше он ничего не сказал. Он понял. Если он не объяснит, все еще может закончиться ничем.

«Да, был!» Маклейн вернулся из Гленко. Если он и вспомнил теперь, что был там, то ему было стыдно за это. Когда он заговорил, к нему вернулся неуверенный контроль над своим голосом. «Ты трус, как и все твои чертовы индейцы. Мои люди видели тебя. Мои люди видели его, сэр, — он повернулся к подполковнику Финдлейтеру. — Двоих из них я отправил наверх с сообщением, в котором просил его прийти. Он прятался за стеной на холме. Была всего лишь небольшая стрельба. О, ты… о, Боже, ты…