Динамитчик. Самые новые арабские ночи принца Флоризеля - Фанни ван де Грифт Стивенсон

Видя, что новоявленная «мисс Фонбланк» носила довольно длинную бороду-эспаньолку, а остальная часть «её» лица была выбрита до синевы, Чаллонер решил, что стал предметом банальнейшего розыгрыша. Все остатки чар юной дамы мгновенно улетучились, а уж с мужчинами, тем более стоявшими ниже его по положению, он всегда мог проявить завидную твёрдость.

– Сударь, – довольно резко произнёс он, – мне пришлось претерпеть массу неудобств из-за малознакомых мне особ, и всё это дело начинает мне порядком надоедать. Или вы немедленно позовёте мисс Фонбланк, или я ухожу и обращаюсь в полицию.

– Какой кошмар! – вскричал мужчина. – Видит Бог, что я и есть та самая особа, но как же мне вас в этом убедить?! Полагаю, что это, очевидно, проделки Клары, давшей вам это поручение. Она явно не в себе, поскольку зачастую её розыгрыши – самая настоящая игра с огнём. В данном случае мы, похоже, не договоримся, и одному богу ведомо, что может повлечь за собой малейшая задержка!

В его голосе слышались растерянность и даже испуг, и тут Чаллонер вспомнил смешное двустишие, призванное служить паролем.

– Возможно, вам поможет вот это, – произнёс он и смущённо добавил: – «Негритёнок влез на вяз».

Лицо человека с эспаньолкой выразило искреннее облегчение.

– «Хоть ты чёрный, – белый глаз!» Давайте сюда письмо, – прохрипел он.

– Ну что ж, – ответил Чаллонер с известной долей недоверия в голосе, – я полагаю, что должен считать вас законным адресатом, и хотя я вправе быть недовольным оказанным мне обращением, тем не менее я рад, что со всей ответственностью выполнил данное мне поручение. Вот, возьмите, – добавил он, доставая конверт.

Дрожащей от нетерпения рукой мужчина буквально выхватил послание у него из рук, торопливо надорвал конверт и развернул бумагу. По мере того как он читал письмо, его лицо на глазах искажалось гримасой ужаса. Одной рукой он ударил себя по лбу, а второй, словно бессознательно, скомкал бумагу в небольшой шарик.

– Силы небесные! – воскликнул он, после чего бросился к открытому окну, выходившему в сад, и принялся с громким и протяжным завыванием бить себя по голове и по плечам, после чего издал долгий пронзительный свист. Чаллонер отступил в угол и, взяв на изготовку свою трость, приготовился к худшему, но человек с эспаньолкой и не помышлял о том, чтобы сделать ему что-то плохое. Обернувшись и снова увидев визитёра, о котором он, кажется, совсем забыл, мужчина буквально задрожал от возбуждения.

– Но это же невозможно! – вскричал он. – Совершенно невозможно! О Боже, я схожу с ума!

Затем, снова хлопнув себя рукой по лбу, он воскликнул:

– Деньги! Давайте сюда деньги!

– Любезнейший, – ответил Чаллонер, – ваше поведение в высшей степени странно. Поэтому, пока вы не возьмёте себя в руки, я отказываюсь иметь с вами дело.

– Вы совершенно правы, – согласился мужчина. – Я очень нервный от природы, к тому же хроническая лихорадка серьёзно подорвала моё здоровье. Но я знаю, что деньги при вас, и они ещё могут спасти меня. Во имя всего святого, будьте же великодушны и скорее давайте их сюда!

Чаллонер, несмотря на своё незавидное положение, с трудом удержался от смеха. Однако ему не терпелось поскорее исчезнуть отсюда, и он достал из кармана деньги.

– Я полагаю, что сумма полностью сойдётся, – сухо заметил он. – К тому же позвольте попросить у вас расписку.

Но мужчина не обратил на его слова ни малейшего внимания. Он схватил деньги и, не замечая рассыпавшихся по полу соверенов, засунул смятый ворох банкнот в карман.

– Расписку, – повторил Чаллонер с металлом в голосе. – Я требую расписку.

– Расписку? – повторил мужчина, гладя на него несколько диковатым взором. – Расписку? Сию же минуту! Ждите меня здесь.

Чаллонер, в свою очередь, попросил мужчину не терять ни секунды, поскольку хотел успеть на последний поезд.

– Ах да, и мне тоже на него надо! – воскликнул человек с эспаньолкой. С этими словами он выскочил из комнаты и помчался вверх по лестнице, перепрыгивая сразу через несколько ступеней.

«Да уж, хорошенькое дельце, – подумал Чаллонер. – И далеко не из самых приятных. Надо честно признаться самому себе, что я связался или с сумасшедшими, или с какими-то злоумышленниками. Я должен возблагодарить судьбу, что я практически выпутался из него, при этом не уронив своей чести».

Размышляя подобным образом и, возможно, вспомнив о странном свисте, он приблизился к открытому окну. В саду было довольно пустынно. Он смог разглядеть лесенки и террасы, которыми прежние владельцы украшали своё гнёздышко, чёрные кусты и мёртвые засохшие деревья, в листве которых некогда щебетали птицы. За ними он увидел крепкую стену высотой футов в тридцать, служившую оградой сада, а за ней – ряды домов с обшарпанными фасадами и чахлыми палисадниками. Его внимание привлёк лежавший на газоне странный предмет, представлявший собой длинную приставную лестницу или несколько лестничных блоков, соединённых вместе. Он всё ещё размышлял, зачем такой громоздкий инструмент в крохотном садике, когда громкий топот сбегавших по лестнице ног вернул его к действительности. С грохотом захлопнулась входная дверь, и послышались быстрые шаги человека, удалявшегося в сторону улицы.

Чаллонер выскочил в коридор. Он по очереди обежал все комнаты на первом и втором этажах и обнаружил, что остался один в этом грязном заброшенном доме. Только в одном из помещений, выходящем окнами на улицу, он обнаружил следы исчезнувшего обитателя: разворошенную постель, комод с беспорядочно выдвинутыми ящиками и лежавший на полу скомканный клочок бумаги. Он поднял его и развернул. На втором этаже было светлее, чем внизу в гостиной, так что он смог разглядеть эмблему гостиницы на Юстон-сквер. Поднеся бумагу ближе к глазам, он прочёл строчки, написанные изящным и аккуратным женским почерком:

«Дорогой Макгуайр! Стало совершенно ясно, что твоя тайная явка провалена. Нас постигла ещё одна неудача: часовой механизм сработал на тридцать часов раньше с обычным плачевным результатом. Зеро просто в бешенстве. Мы все рассеялись, и я не смогла найти никого, кроме этого совершеннейшего осла, кто смог бы доставить тебе депешу и деньги. Буду безумно рада снова тебя увидеть.

Всегда твоя, Белый Глаз».

Чаллонер застыл, уязвлённый до глубины души. Он осознал, каким дьявольским образом, тонко играя на его боязни оказаться смешным, эта интриганка заманила его в свои сети. Гнев его в равной степени распространялся и на себя самого, и на эту женщину, и на Сомерсета, чьи досужие словоизлияния побудили его ввязаться в эту авантюру. В