Клан - Кармен Мола

– Сарате не убивал судью.

– А убийцу Чески? А Антона? Ему он тоже ничего плохого не сделал? Или возьмем тебя: что случилось с Виолетой Аламильо? Зачем ты ее застрелила, если она была безоружна? Элена, любые поступки имеют последствия, мы это знаем с детства. Так что пришла пора принять эти последствия.

– И заодно – со скандалом закрыть ОКА.

– Разве ты не хочешь, чтобы Сарате остался жив?

– Докажи мне. Дай с ним поговорить.

Ветер остудил слезы на ее щеках. Она не знала, когда начала плакать, наверное, сейчас, когда поняла, что они и не собирались предъявлять ей никаких доказательств. Все ее мысли заняла картина лежащего на асфальте мертвого Сарате, бледного, с тусклыми глазами, потому что за ними больше не было души. Элена с трудом держалась на ногах, теперь уже ничто не отделяло ее от пропасти: жизнь без Сарате невыносима. Наверное, проявленная ею слабость растрогала Мануэлу, потому что она внезапно оказалась рядом и подхватила под руку готовую упасть в обморок Элену. Заглянув Мануэле в лицо, та вдруг увидела нечто похожее на эмпатию, которой никогда прежде не замечала. Мануэла заговорила шепотом, словно боясь, что их услышат.

– Забудь обо всем, Элена. Не пытайся закрыть ОКА и не пытайся что-то выяснять. Мы не можем сопротивляться Клану. На самом деле ты им не нужна. – Ее голос на секунду прервался, она сглотнула слюну, подавляя всхлип. Почти прижавшись губами к уху Элены, добавила: – Им никто не нужен. Знаешь, зачем они тебя сюда заманили? Сейчас приедет полиция. Тебя арестуют.

Элена попыталась снова посмотреть Мануэле в глаза, чтобы узнать, нет ли в ее словах лжи, но та, не выдержав ее взгляда, стала озираться по сторонам, возможно, боясь, что сейчас ее подстрелит Кира.

– Что с Сарате? – Элена зажала лицо Мануэлы в ладонях и заставила ее смотреть себе в глаза. – Пожалуйста, Мануэла, скажи мне, что с Сарате?

– Сарате убит.

Элена уронила руки и опустилась на колени. Силы ее покинули. Наверное, ей следовало их найти, взять где угодно, чтобы броситься вслед за Мануэлой, не позволить ей сесть в машину и умчаться по автостраде. Но у нее все горело внутри, от рыданий трудно было дышать. Острый, металлический свист пронизывал голову, как холодная сталь. Она не знала, сможет ли вытерпеть такую боль, рвавшую ее на куски. Стрекот лопастей вертолета, красно-синие сполохи, облизывающие фасад хостела и цементную площадку, на которой она стояла на коленях, тоже не смогли вывести ее из оцепенения. Не удалось вернуть ее к реальности и незнакомой женщине, подходившей к ней твердым шагом. Она представилась инспектором Мириам Вакеро и, не применяя силы, защелкнула на Элене наручники.

Глава 13

По радио звучала часто повторяемая песня Адриано Челентано «Azzurro». Мануэла криком подпевала, пытаясь отогнать дурные мысли, – эта песня каким-то чудесным образом всегда приводила ее в хорошее настроение. Именно то, что сейчас нужно: петь и не думать, как до этого дошла. Она всегда была честолюбивой, но что в этом плохого? Всегда старалась получать высшие баллы и стала первой в своем выпуске. Разве грешно стремиться к хорошей жизни? Соглашаясь на работу в ОКА, она рассматривала ее как удачный трамплин. И не только из-за солидности, которую добавляла такая строчка к ее послужному списку, но также и потому, что она сопровождалась определенными бонусами, от которых никто бы не отказался. Что плохого было в том, что Мануэла обеспечивала утечку кое-каких документов?

Шоссе номер А-3 вело ее в Мурсию. Первый раз она остановилась только через несколько километров после Лорки, да и то потому, что нужно было заправить машину. В кассе она расплатилась наличными. Надо было бы что-нибудь съесть, но ей не терпелось добраться до места, а потому она только зашла в туалет и снова села за руль.

Когда ее попросили подобраться поближе к Анхелю Сарате, сделать это оказалось проще простого. Он ей понравился сразу, едва Мануэла переступила порог офиса на Баркильо. Она с удовольствием ела вместе с ним грибы с фуа-гра в «Синем лебеде». Впрочем, ей всегда казалось, что шансы у нее нулевые, потому что он сох по инспекторше Бланко, но судьба подарила ей одну-единственную ночь. Она часто вспоминала, как они в сильном подпитии пришли в ее квартиру на Дос-Эрманас. Вспоминала его кожу, его ласки. Сколько раз она пересматривала ту запись! Никогда прежде она не радовалась так своей привычке – кому-то, возможно, казавшейся нездоровой – записывать на скрытую камеру все свои интимные свидания.

Добравшись до Куэвас-дель-Альмансора, она свернула с автострады и выехала на шоссе, ведущее в Олулу-дель-Рио. По пути между Олулой и Макаэлем она выбрала проселочную дорогу, начинавшуюся в нескольких метрах от одной из многочисленных местных фабрик по обработке мрамора. А через пару минут она уже подъезжала к заброшенному складу.

Встретивший ее в дверях охранник проворчал:

– Что-то ты припозднилась, я ждал тебя вчерашним вечером.

– Тебя не предупредили?

Он хохотнул в насмешку над собой, поскольку в расчет его никто и никогда не принимал. Мануэла вошла в помещение склада. На столе рядом с парой картонных упаковок вина и тарелкой с объедками лежал пистолет. Мануэла взяла его и убедилась, что он заряжен. В полу, возле одной из стен, был проделан люк. Она подняла крышку и спустилась в подвал по плохо освещенной лестнице, имевшей форму латинской буквы L. Внизу было очень холодно, на несколько градусов холоднее, чем на улице. Мануэла взвела курок и подошла к стоявшей в глубине подвала кровати. Дремавший на ней человек устало обернулся: на нем были потертые брюки неимоверного размера и старая футболка. Очевидно, его мучил жар, но он все-таки слегка улыбнулся, когда увидел наведенный на него пистолет. Мануэла глубоко вздохнула, поглаживая указательным пальцем спусковой крючок.

– Прости меня, Анхель.

Глава 14

Элена сидела, уронив скованные руки на колени, а голову – на стол. Она не знала, сколько времени провела в комнате допросов ОКА, и не помнила, встретила ли здесь Марьяхо или кого-нибудь еще из коллег. Только сейчас, когда она, наконец, заметила, что арестовавшая ее инспекторша проделывает с ней то же самое, что сама она проделывала столько раз, оставляя задержанных «дозревать», перемалывать в голове одно и то же, не предлагая им ни воды, ни возможности сходить в туалет, вынуждая чувствовать себя в полном одиночестве… да, только сейчас она осознала, что почти вырвалась из круга боли, сковавшей ее в тот момент, когда Мануэла сказала, что Сарате мертв. Она думала, что непоправимая определенность ее уничтожит, и не рассчитывала, что