Клан - Кармен Мола

совершить казнь. Первым выстрелом она, конечно, его не убила, и пришлось добивать. Естественно, у этой соплячки нет его закалки: уволившись из спецназа испанской армии, он стал наемником в Мозамбике, где и оставил всякое притворство. Конечно, ему было уже не двадцать лет, а все пятьдесят, и от тяжелой жизни он нахватал множество хворей, но при выполнении приказа рука у него не дрогнула бы и теперь. Он открыл крышку люка, ведущего в подвал:

– Мануэла?!

– Оставь меня в покое! Я что, просила тебя спуститься?

Ну вот, как и предполагалось: хотя разглядеть девчонку он не мог, но по ее истерическому тону сразу же понял, что она не в себе. Убить ей не по зубам. Он спустился по плохо освещенной лестнице и, повернув, увидел поджидавшую его Мануэлу. Она навела на него пистолет и ничего не сказала, дав ему время только на то, чтобы осознать, как он ошибся насчет этой вполне уверенной в себе особы. Пуля прошила ему лоб, забрызгав стену кровью.

Мануэла бегом вернулась к кровати и помогла Сарате встать.

– Тебе придется поднапрячься. У нас мало времени.

То ли по счастливой случайности, то ли благодаря меткости стрелявшей в него киллерши, пуля, которую он получил в бок, выбежав из дома в Сан-Хуан-де-лос-Террерос, похоже, не задела ни один внутренний орган, но рана заживала очень плохо. Врач к нему не приходил, и Сарате боялся, что она загноилась. Ноги ему не подчинялись, лоб горел от температуры. Хотя Мануэла почти тащила его на себе, подниматься по ступенькам было сущей пыткой. Он чувствовал, как бешено колотится ее сердце возле его ребер, и понимал, что разогнала его не тяжелая ноша, а страх. Сарате изо всех сил старался не быть чрезмерной обузой, но состояние ему не позволяло. Рана на боку открылась, и даже майка, которую он получил в застенке, стала мокрой, но остановиться он не мог: надо убираться отсюда побыстрее.

Они выбрались из подвала, и Анхель впервые увидел склад, потому что сюда его привезли с мешком на голове, который сняли только внизу.

На улице уже начало темнеть, через несколько минут должна была наступить ночь – одна из тех ночей, когда небо усыпано звездами, но заметить их можно лишь далеко от залитых светом городов. Мануэла помогла ему сесть в маленькую «тойоту», а сама бросилась за руль. Машина тронулась с места. По проселку они добрались до улиц Олулы, оттуда свернули на шоссе, ведущее в Пурчену, а с него – на дорогу, пересекавшую горный хребет. Мануэла гнала изо всех сил, но дорога была извилистая, с неровным, залатанным покрытием. Довольно долго они ехали, не произнося ни слова. Сарате чувствовал, что Мануэла нервничает, пытаясь как можно дальше уехать от склада. Он ждал, чтобы она заговорила первой.

– Ты в порядке?

– Не помешал бы, конечно, врач или хоть какие-нибудь антибиотики.

Дорога повернула на девяносто градусов, справа остался обрыв.

– Почему ты это сделала? – решил спросить Сарате. – Ты подвергаешь себя опасности.

– Неужели?! Да я просто подписала себе смертный приговор! А твой уже давно подписан…

– Но ты не выстрелила.

Мануэла крепче вцепилась в руль. Сарате сначала подумал, что она сосредоточилась на дороге, но тут же заметил, что она дрожит.

– Что это значит?

– Такие объяснения мне плохо даются, Анхель. Ты не можешь облегчить мне задачу? Разве и без того не ясно?

Ответное молчание Сарате все-таки заставило ее облечь свои чувства в слова.

– Я в тебя втюрилась. Ты меня считал подстилкой на одну ночь, а я… вот такая я идиотка! Влюбилась. А… что касается остального кошмара, то как я могла его предвидеть? Твою мать! Ведь я собиралась только сливать им кое-какие отчеты…

– Кому?

– Не знаю. Мне за них платили, а потом, когда велели подобраться поближе к тебе…

– Кто, Мануэла? Кто тебе велел? Люди из Клана?

– Да, но что я, на хрен, знаю про этот Клан? Знаю только этого недоумка со склада и девицу, которая была со мной на связи. Ее зовут Кира. Прости меня, Анхель, правда! Я не знала, что они хотели с тобой сделать.

– Ты когда-нибудь слышала про некоего Сипеени?

Мануэла отрицательно покачала головой. Они продолжали мчаться по серпантину, которому не было конца. Вокруг царила беспробудная ночь, и фары машины оставались единственным источником света на многие километры вокруг.

– Нам придется исчезнуть, Анхель. Клан повсюду. Если ты хоть раз позвонишь по телефону, тебя схватят, если останешься в Испании, тебя схватят. Их щупальца везде. Единственное, что мы можем сделать, – это исчезнуть… Думаю, тебе такая перспектива кажется самой отвратительной на свете.

Взглянув на него, она убедилась, что его глаза влажны от слез.

– Я не предлагаю тебе никаких отношений. Может, я и дура, но не слепая и знаю, что ты никогда не будешь ко мне относиться так же, как к Элене. Но нам необходимо бежать, в Индию, к черту на рога, на Северный полюс, не знаю, но чем дальше, тем лучше, потому что, если мы этого не сделаем, нас убьют! Обоих.

Сарате хотел было ответить «да», потому что, когда он посмотрел на Мануэлу, она показалась ему беззащитным ребенком, но уже ничего не успел. Раздался хруст, как будто в стекло ударили камнем, Мануэла напряженно дернулась, и из ее лба вылетело что-то вместе с брызгами крови. Пуля, попавшая в заднее стекло, пробила не только ее голову, но и лобовое стекло тоже. Мануэла выпустила руль и рухнула замертво на него лицом. Сарате попытался выровнять машину, но было поздно: она съехала с дороги и покатилась под откос. Ремень и воздушная подушка едва смягчали удары. При одном из переворотов кузов вдавился внутрь, стекла вдребезги разлетелись.

Наконец грохот стих, но оглушенный Сарате не был уверен, что машина не продолжает падать. Мало-помалу в голове что-то прояснилось. Он отстегнул ремень и, выглянув в разбитое окно, понял, что машина лежит на крыше. Внутри все превратилось в мешанину из стекла и крови. Рядом с ним лежал труп Мануэлы. Кое-как извиваясь, он сумел частично вытащить себя наружу. Ему с трудом удавалось дышать, боль раздирала каждую клетку его тела, и он не мог определить, получил ли новые раны, сломал ли какие-то кости. Вокруг пахло бензином и соснами. Он лежал пластом и спрашивал себя, спускается ли сейчас по откосу убийца, чтобы прикончить и его тоже. Но пока стояла нереально мертвая тишина. Сарате дал себе еще три секунды, а затем встал и пошел прочь. Усыпанное звездами небо немного разгоняло темноту.

Часть вторая

Я