Искатель, 2004 №9 - Владимир Жуков

Плаха без топора

Доски были крепкими.

— Чего их проверять? — Ласло притопнул ногой и даже подпрыгнул. — Как новые.

— Смотри, смотри, — хмыкнул Ежи Корда. — Положено.

Ласло обошел колоду, не тронутую топором палача, пнул ее и снова посмотрел на Корду. Тот невозмутимо попыхивал короткой трубкой.

— В целости, — сказал молодой стражник и, тоже вытянув из кармана кисет, присел на колоду.

Тут же последовало резкое и повелительное:

— Встань!

Ласло вскочил.

— Не для тебя предназначена, — уж обычным голосом, прокуренным и глухим, сказал Корда. — Так не искушай судьбу.

Ласло поспешно спрыгнул с помоста. Перечить было неразумно. Наоборот, разумным было подольститься к Корде, местному старожилу, авось возьмет под опеку юнца, вчера прибывшего в замок Шетче, а всего лишь месяц назад пахавшего землю в деревушке на берегу реки Ваг. Пахал, сеял, жил не сытно, но и не очень бедствуя, о лучшей доле не помышляя, да примчались в деревню гонцы от князя Радо, хозяина тех краев, ткнули пальцем в Ласло:

— С нами пойдешь!

Так стал крестьянский парень слугой государевым. А что делать? В стражники так в стражники, хорошо еще, что войны нет, а то запросто в самое пекло угодишь. А там выживешь, нет ли, кто знает? А жить-то хочется!

— Пошли к следующей, — сказал Корда и неторопливо двинулся по тропинке, змеившейся у подножия замка.

Ласло плелся следом и все прикидывал, как расположить к себе вояку с седыми вислыми усами. Как? Да проще простого! Ласло даже остановился. Разговорить надо! Люди любят знаниями своими хвастаться, а тех, кого ими одаривают, выделяют и милуют. Это-то ему и нужно.

— Дядя Ежи, а дядя Ежи! — окликнул он Корду.

— Чего тебе?

— Я спросить хотел. Почему по углам замка плахи с колодами стоят? И почему их проверять надо, чтобы, значит, все в исправности да готовности было?

Корда повернулся и сказал внушительно:

— Таково повеление пфальцграфа Турцо. — Он помолчал и добавил с кривой усмешкой: — Ну, и решение суда тоже.

— А что сие означает?

— Ты что, и вправду не знаешь? — Корда смотрел недоверчиво.

— Нет, — выпучил глаза Ласло. Кое-что об узнице замка Шетче он, конечно, знал, как и все в Трансильвании, но сейчас лучше прикинуться неотесанной деревенщиной.

— Эшафоты, — наставительно проговорил Ежи Корда, — это знак того, что в замке находится приговоренный к смерти. Приговоренная… О «кровавой графине», небось, слышал?

— Так мы саму Волчицу охраняем?

— Ее самую. Эржбету Батори.

— В нашей деревне ею детей пугают.

— И правильно делают. Кровь человеческую пила, будто упырь какой. В крови девственниц купалась. Сколько сотен девушек на тот свет отправила, никто сказать не возьмется. 650 — это точно, так по ее дневнику выходит. Да только наверняка больше. Не марать же бумагу из-за каждой служанки, верно?

— А про дневник вам откуда известно? — с почтительным сомнением спросил Ласло.

— Э, парень, мне многое известно. Я в те годы при графе Турцо в личной охране состоял. И когда он первый раз к «волчице» приехал — для разговора, и когда 29 декабря 1610 года с обыском к ней нагрянул. В этом замке все и происходило.

Подвал смерти

Дверь сотрясалась от ударов.

— Откройте!

Наконец заскрежетал замок, и дверь приоткрылась. Корда не стал тратить время на слова, двинул в морду открывшему так, что тот подавился выбитыми зубами. Ежи перешагнул через упавшего на колени человека, отодвинул засов, распахнул ворота и поклонился графу Турцо.

— Пожалуйте, господин.

Граф Турцо тронул поводья и въехал во двор замка. Корда помог ему спешиться. Встал по правую руку. Где-то вверху хлопнула ставня. Стражник поднял голову и увидел в окне отвратительную, изъеденную оспинами рожу с носом крючком и острым подбородком. Шут графини! Корда его видел в прошлый приезд и запомнил, естественно. Разве такую образину забудешь?

— Это Фичко, — сказал граф. — Быстрее.

Через большую залу, не обращая внимания на прижавшихся к стенам слуг, они — граф и десяток стражников во главе с Кордой — прошли к покоям Эржбеты Батори. У золоченых дверей граф помедлил, потом повел бровью, и Корда толкнул узорчатые створки.

— Что вам нужно, кузен? — надменно спросила высокая женщина с роскошными волосами и бесподобной белизны кожей. Прекрасные глаза ее гневно сверкали, в них не было и тени страха. — Явились без приглашения, со стражей… Отвечайте!

— Сегодня, графиня, я предстаю перед вами в ином качестве, нежели в прошлый мой визит. Не как кузен и даже не как правитель Восточной Венгрии, а как личный посланник короля нашего, Матиаша II.

— Что угодно Его Величеству?

— Его Величеству угодно, чтобы замок ваш был осмотрен со всем возможным тщанием. И вы сами виноваты в этом, графиня. Несколько месяцев назад, когда я приезжал к вам для дружеской беседы, вы ввели меня в заблуждение. Мы говорили о девяти трупах, благодаря записям преподобного Януша Поникенуша, найденных в подземном ходе близ вашего замка. Вы объяснили: девушки умерли от какой-то заразы и лишь по этой причине были погребены спешно и не по-христиански. Я принял ваше объяснение. И явно с этим поторопился. Медики, по моему приказу осмотревшие трупы, единодушны в оценке: раны на телах, пусть тела эти и плохо сохранились, свидетельствуют о предсмертных мучениях и изощренных пытках. Поэтому я здесь.

За все время речи графа ни один мускул не дрогнул на лице Ежи Корды. А ведь он знал, что граф недоговаривает, лукавит. Как-то, стоя «на часах», он стал невольным свидетелем разговора графа с другими родственниками графини. Никто из высоких гостей, прибывших в резиденцию пфальцграфа, не сомневался, что трупы в подвале — дело рук Батори и ее подручных. В последние годы графиня так поиздержалась, что не могла позволить себе и такую малость, как безымянные могилы где-нибудь в чащобе леса. Покойников закапывали как и где придется, а то и просто выбрасывали в реку — иногда целиком, иногда предварительно расчленив. И вот теперь представителям двух могущественных трансильванских родов, Батори и Надашди, предстояло выработать такую линию поведения, чтобы сохранить в неприкосновенности главное — честь и богатство Эржбеты. С честью понятно: нельзя допустить, чтобы имя столь славное трепалось и поносилось на каждом углу. Что же касается богатства… Если Эржбету обвинят в колдовстве, то все, что она имеет, отойдет церкви. И пусть замок Девено уже продан графиней, а замок Бецков год назад заложен, но кое-что осталось и этого оставшегося жалко. Рядили долго и порешили: без лишнего шума упрятать родственницу в монастырь.

— Я удивлена, граф, — величественно произнесла графиня.

Еще бы ей не удивляться, усмехнулся про себя Ежи Корда. Вроде договорились