Искатель, 2004 №9 - Владимир Жуков

по-родственному, и вдруг такая незадача. А дело потому так повернулось, что несколько дней назад от короля Матиаша, напуганного решимостью венгерского парламента положить конец кровавым бесчинствам Волчицы, пришло распоряжение довести до конца расследование, начатое по его повелению в марте этого года. И перво-наперво надлежит обыскать подвалы замка Шетче на предмет тел погибших, а также изъять дневник графини, в котором, по слухам, имеется полный список ее жертв. Против короля не пойдешь, вот и отступился Турцо от былых намерений, видимо, оценив нынешнее свое положение дороже преданности родственным чувствам.

— Я оскорблена, граф, — сказала графиня.

За ее спиной заколыхалась тяжелая портьера, явив присутствующим мерзкую физиономию шута. Тонкие губы карлика зашевелились. Что он шептал, Корда не слышал, а вот графиня, похоже, поняла, что ей пытается сообщить Фичко. Она побледнела, хотя, казалось, это было невозможно, учитывая мраморную белизну ее кожи.

Граф повел плечом. Корда шагнул вперед, схватил карлика за шиворот и приподнял над полом, засыпанного угольной крошкой. Встряхнул и вопросил грозно:

— Где?!!

Карлик залопотал, захлюпал, забрызгал слюной. Корда другой рукой ухватил шута за горло, сжал. Лицо Фичко побагровело. Длинный язык, рассеченный на конце надвое, подобно змеиному, вывалился изо рта. Маленькая ручка поднялась и показала на портьеру.

— Идите, — велел граф Турцо. — И найдите.

Корда шагнул в проход, волоча за собой карлика. Двое стражников из охраны пфальцграфа последовали за ним. Пройдя низким коридором, они оказались в комнате, посредине которой стоял стол. Ничем не прикрытая, на нем лежала обнаженная девушка. Она была мертва.

— Господи! — прошептал Корда, приблизившись к страшному ложу.

Тело девушки было испещрено сотнями небольших ранок, на которых бугрились корочки спекшейся крови. Но по-настоящему ужасало другое: из-под ногтей девушки торчали длинные иглы. На каждый палец их приходилось от трех до пяти, и потому руки покойницы напоминали чудовищные веера.

— Кто это? — стражник встряхнул карлика.

— Дорица, — просипел полузадушенный уродец. — Горничная. Вчера умерла. Быстро… Почти.

— Веди в подвал! — приказал стражник и разжал руку.

Карлик шлепнулся на пол и заворочался, пачкаясь в угольной пыли и… Корда присмотрелся и понял: пол залит кровью. Ее было так много, что так просто не вытрешь, не уберешь. Очевидно, сначала ее посыпали угольной крошкой, давали впитаться, потом крошку сметали и только после этого начинали драить щетками гранитные плиты. Впрочем, может быть, до последнего и не доходило. Зачем, если не сегодня, так завтра тут снова будет грязно?

Фичко в некогда белом шутовском наряде с блестками, сейчас исчерченном красными и черными полосами, встал на четвереньки и побежал в угол комнаты, к маленькой дверце инкрустированного дерева.

— Я покажу. Я покажу все. Я покажу вам «железную девственницу», — верещал уродец.

Корда последовал за ним.

Спустившись по винтовой лестнице, они оказались еще перед одной дверью, на этот раз сделанной из дубовых плах и толстых железных скоб. Корда толкнул дверь, и она открылась без малейшего скрипа.

— О Господи! — снова помянул Всевышнего стражник.

Двое его товарищей оказались не способны и на это. Их согнуло и стало выворачивать наизнанку. Корде показалось, что по крючконосой физиономии Фичко скользнула снисходительная улыбка. Стражник тут же стер ее ударом кулака. Завизжав, карлик полетел в угол. А Корда пошел вперед, к центру подвала, к клетке, поднятой на цепях к потолку.

Это было странное сооружение, создать которое можно было лишь по дьявольскому наущению. Нижняя его часть была вырублена из целого ствола дерева так, что напоминала по форме женское тело; верхняя представляла собой переплетение железных полос с направленными внутрь шипами. Венчал клетку парик из белокурых волос.

«Так вот ты какая, «железная девственница», — подумал Ежи Корда, наслышанный об изобретении Эржбеты Батори и прежде полагавший это досужим вымыслом. Уж больно страшно. Оказывается, правда.

— Помогите! — донеслось откуда-то сбоку.

Корда повернул голову и увидел зарешеченные ниши в стенах. Сквозь прутья в отчаянном порыве тянулись тонкие, словно прозрачные, руки, которые чадящие на стенах факелы окрашивали нежным розовым цветом.

— Освободите их, — приказал Корда стражникам, которые наконец-то опустошили свои желудки и теперь могли и стоять, и соображать.

Сам он подошел к «девственнице», взялся за цепь и опустил клетку. Отстегнул кожаные ремни, откинул крышку и бережно подхватил на руки обнаженное тело. Девушка была без чувств, но еще дышала, что явствовало по трепетанию век. Рот ее был зашит толстыми нитками; грубые стежки крест-накрест оплели губы. Кожа девушки была вся изрезана, исцарапана, кровь еще полностью не свернулась, она еще сочилась, еще капала…

«Железная девственница» была устроена так, чтобы растянуть мучения находящихся в ней. Шипы были острыми, но не настолько длинными, чтобы нанести смертельную рану. Жертва должна была медленно истечь кровью! Чтобы девушка дергалась, нанося себе все новые порезы, ее или подпаливали раскаленной кочергой, или, того проще, раскачивали клетку; а чтобы не кричала, понапрасну терзая слух палачей, ей зашивали рот. По специальным отводным канальцам кровь стекала в трубу, другой конец которой нависал над узкой позолоченной ванной с низкими бортами. Сейчас эта чудовищная купель была полна на четверть.

Стражники вытащили из ниш трех девушек. На них тоже не было одежды. «Вот и оставшиеся три четверти», — подумал Ежи Корда.

Он вглядываясь в лицо своей смертной ноши и с ужасом узнавал его. Вот веки вздрогнули последний раз, сквозь нитки на посиневших губах появились алые пузырьки. Судорога свела почти невесомое тело…

Корда огляделся и не нашел места, куда можно было бы положить умершую. Тогда он положил ее прямо на пол — липкий от крови. Потом выпрямился и схватился за край ванны. Он рванул его, желая опрокинуть, смять, уничтожить, но силы вдруг оставили бывалого стражника. Кровь в ванной лениво всколыхнулась и пошла волнами.

В темном углу подвала всхлипывал от страха карлик Фичко.

Эликсир вечной молодости

— Чего она желала, так это вечной молодости.

Ласло, слушавший открыв рот и холодея от жутких подробностей, во все глаза смотрел на Корду, боясь пропустить хоть слово.

— Рассказывали, еще в юности, избивая служанку, была у нее такая забава, Эржбета так полоснула ее плетью, что брызнула кровь. Графиня отшатнулась, но кровь все же попала ей на руку. Пока суть да дело, пока служанки подсуетились и стерли капли, прошла минута, может, и две. А потом графине показалось, что кожа на ее руке в этом месте стала необычайно гладкой, свежей, упругой. С тех пор, дескать, все и началось.

— Вот оно как, — протянул Ласло.

Ежи Корда хмыкнул презрительно:

— Сказки все это. На самом деле у нее чуть ли не с рождения, а появилась она на свет в 1560 году от