Медвежий край - Дарья Андреевна Кузнецова

– Антонина, а вы не обратили внимания, среди книг покойного не было ли чего-то, где бы про этих бактерий могли написать? А в газетах такое бывает? Вроде у него лежали подшивки из Петропавловска.

– Детективы были, – припомнила та. – Ещё какая-то художественная литература. Словари вроде бы… А больше ничего не припоминаю. Наверное, нет, я бы заметила. А в газетах про такое не пишут, если только не случилось какого-то большого происшествия. Вот если бы много народу разом потравилось, тогда бы точно что-то напечатали. Вы думаете, Харина могла узнать что-то такое из газет?

– Не вижу других вариантов, если убийца – она.

А если не она, что казалось правдоподобным, то круг подозреваемых ещё только предстояло установить, и назавтра Сидор планировал поговорить с народом в городе, начиная от соседей и заканчивая немногочисленными местными извозчиками. Антонина, конечно, вызвалась помочь, это было куда интереснее вышивания, и вдогонку к посещению архива пообещала заглянуть и в библиотеку при школе, посмотреть, имеются ли там хоть какие-то газетные подборки и встречалось ли в них что-то про ботулизм. Предлагала и к Хариной заглянуть, полистать газеты там, если в библиотеке не найдётся, в чём она почти не сомневалась – не попадалось ей подобного в прошлые визиты, но Березин попросил пока с той не встречаться.

За этим разговором они вновь поднялись на сопку, немного забрали в сторону и оказались возле россыпи крупных камней. По дороге к стойбищу они их обошли, а сейчас Сидор направился прямо туда.

– Что мы хотим найти? – полюбопытствовала Антонина.

– Присядем отдохнуть.

– Но я вполне смогу дойти до города! – запротестовала девушка, прекрасно понимая, из-за кого он вознамерился сделать привал.

– Зачем? – Сидор глянул насмешливо.

– Зачем – что?

– Совершать подвиг. Мы не спешим.

И Антонина прекратила спорить, тем более отдохнуть действительно хотелось, и давно, но гордость и упрямство не позволяли попросить передышку.

Место оказалось замечательным. Сидор выбрал широкое углубление, закрытое с трёх сторон, в котором почти не дуло, достал из своей сумки плащ, свернул поплотнее и, уложив на камень, жестом пригласил спутницу садиться.

– А вы?

– Я и так могу.

Антонина с наслаждением вытянула гудящие ноги, а мужчина присел на камень рядом. Вряд ли устал, наверное решил не смущать девушку и не стоять у неё над душой.

– Как же надоел этот ветер, – вздохнула Бересклет. – Щёки горят, в ушах гудит… Невыносимо! Я думала, в Петрограде ветрено, но где уж там!

– Ветер – это хорошо, – задумчиво проговорил Сидор.

– Почему? – уточнила Антонина, вполне привычная уже к этой его манере.

Поначалу она боялась, что начальник вовсе умеет разговаривать только короткими, отрывистыми фразами. Позже стало ясно, что при необходимости он легко строит длинные предложения и держится совсем иначе, опять выдавая прекрасное образование и воспитание, и тогда Бересклет начало казаться, что односложные ответы – просто дань вежливости, когда неинтересен разговор или собеседник, и подобная манера начала вызывать неловкость. А потом Антонина постаралась убедить себя: Березин – взрослый и вполне решительный мужчина, который сумеет дать понять, если что-то его не устроит, и просто смирилась, что он – вот такой.

Но резкий переход нормальной речи к сжатой манере, вот как сейчас, по-прежнему вызывал неприятные чувства.

– Гнус сдувает. На берегу его почти нет, а чуть вглубь – полно. Оленеводы, кто без сильных шаманов, способных отпугнуть насекомых, обычно к северу отходят, там мошки меньше.

– Ещё и гнус! – устало вздохнула Антонина, но ругаться не стала. Главное, сейчас этой дряни нет, а при необходимости решение найдётся. Справляются же здешние шаманы, и она справится.

Да и зачем думать о дурном, если именно сейчас всё хорошо? И тепло, и спокойно, и тихо.

Ветер не только сгонял мошкару, но незаметно растянул облака и выпустил на равнину солнечные лучи, под которыми Антонина даже сняла берет и расстегнула пальто.

Бересклет вдоволь нагляделась на тундру и уже рассмотрела, что бурый ковёр на земле пестрел множеством оттенков красного с вкраплением и белого, и жёлтого, и лилового, и всё это напоминало цветастое лоскутное одеяло, расстеленное отсюда до самого моря. Но сейчас, под солнечными лучами и высоким светлым куполом неба, тундра превратилась в драгоценные россыпи. Крошечные озерца, почти лужи, кое-где синели прозрачной лазурью, а в других местах – сверкали гранями бриллиантов чистой воды. Сопки, где-то увенчанные голыми камнями, стояли стражами над этим великолепием, а серое отсюда море с дымкой на горизонте составляло заколдованную границу, отделявшую волшебный уголок от всего прочего мира.

И как знать, не сюда ли купец из сказки добирался за аленьким цветочком? Вон их сколько, диковинней некуда!

Красиво. Удивительно, странно, непривычно красиво, и от красоты этой – такой стойкой, упрямой, расцветшей в столь суровых условиях, на холоде, под ударами ветра, – щемило в груди. Разноцветье ласкало взгляд, на него хотелось смотреть – и не выходило насмотреться.

– Сидор Кузьмич, а почему вы всё-таки сюда перебрались? – стряхнула оцепенение Антонина, но взгляда от равнины не оторвала.

– За тишиной, говорил же, – усмехнулся тот. – Слышите? Где такую в Петрограде найдёшь? Да вообще в наших краях.

– Это звучит странно, – призналась она. – За тишиной обычно на воды на месяц едут, а не через всю страну… Что-то случилось? У вас контузия?

– Не без этого, но не поэтому, – тихо засмеялся он.

– Простите, но я никак не наловчусь понимать вас с полуслова, – полушутя сказала Антонина. – Не могли бы вы пояснить?

– Контузии есть, и громкие звуки доставляют неудобства, но обе лёгкие и из-за них не стоило ехать в такую даль, вы правы, хватило бы спокойного уезда. Причина в другом.

– Простите, я больше не буду расспрашивать. – Бересклет наконец устыдилась своего чрезмерного любопытства, услышала явный намёк на нежелание обсуждать вопрос и поспешила сгладить неловкость: – Хотите перекусить?

– Не откажусь.

Неровные ломти местного серого ноздреватого хлеба с тонко порезанной солониной и сыром после прогулки на свежем воздухе показались изумительно вкусными, Антонина даже пожалела, что взяла так мало. А вприхлёбку с холодным чаем это блюдо вовсе претендовало на звание самого лучшего обеда за последний месяц. Чая у Сидора была большая фляга, он пах какими-то травами и ягодами, а ещё мужчина слегка сдобрил его чем-то горячительным, и сейчас это оказалось особенно кстати.

Ноги отдыхали, от еды, чая и отсутствия ветра было тепло так, что почти жарко, и Антонина подумала с оптимизмом, что всё не так плохо и с такой поддержкой она сумеет прожить здесь обозначенный условиями найма год, а может, даже два или три, и это позволит прекрасно помочь младшим сёстрам с получением образования или благополучным замужеством, как пожелают.

Ещё мысли и взгляд упрямо, как ни старайся, цеплялись за Березина. Да она и не очень-то боролась с собой, надо же было привыкать к новому положению вещей и приучаться думать о нём не как о без малого старике, а как о достаточно молодом мужчине. Антонина начала замечать то, на что прежде не обращала внимания или чему не придавала значения. И руки у него совсем не старика, и глаза, да и манера тоже… И горожане, выходит, не так уж подтрунивали над ней, сватая Березину! А девушка пропускала эту болтовню мимо ушей. Теперь она уже сама дивилась, как умудрилась этак уверенно его состарить в своём воображении?

Всё проклятая борода виновата!

Вдруг возник ещё один вопрос, а прилично ли Антонине