Абсолютный дрейф - Роман Николаевич Зимьянин

с большой земли сразу улучшила настроение Агатина. Конечно, ему очень хотелось лично разгадать «криминальный ребус» и самому разоблачить преступников. Но, в то же время, он ясно понимал, как сильно за последние сутки возросли ставки в этой истории. Всем естеством своим он сейчас чувствовал, что любая необдуманная инициатива или, наоборот, нерешительность и бездействие могут привести к еще более непоправимым последствиям.

Третья жертва

Ледовый лагерь смерть, казалось, облюбовала. Ближе к обеду выяснилось, что еще одним членом экспедиции стало меньше – в чудом уцелевшей от пожара технической палатке нашли мертвым тракториста Германа Канева: его обезглавленное тело лежало в самом центре брезентового «бокса».

Первым делом подумали о белых медведях. Но версия «несчастного случая», которую на эмоциях озвучила перепуганная в смерть Галина Семутенко, была быстро списана в архив бабских баек.

Внимательно осмотрев труп Канева, экспедиционный врач дал заключение, что тракторист расстался с жизнью по своей воле. Способ, по словам доктора, он выбрал жестокий – влез головой в железную петлю, перебросил стальной трос через несущую балку, а его конец привязал к крюку электрической лебедки.

Ее пульт управления болтался сейчас прямо над мертвым Каневым. В пазу – между кнопкой «Пуск» и защитным корпусом – стальной шляпкой поблескивал шуруп, вкрученный туда, по предположению Деева, рукой самого Германа.

Придумано было все основательно. Скорее всего, запущенная «вдолгую» лебедка исправно работала пока не разрядился аккумулятор: затянула петлю, вознесла бездыханное тело к крыше палатки, а когда покойник уперся плечами в балку, сначала сломала шейные позвонки, а после сработала как «веревочная» гильотина.

– Брынь… – и оторвалась «тыковка» … Вот она – в уголочке валяется, – в свойственной циничной манере завершил свою «эпитафию» экспедиционный врач.

По воле рока, покойника опять нашел Алексис Фасулаки. Зашел в бокс позвать напарника на обед, а на входе ледяная лужа крови и ошметки коченеющей на морозе плоти.

«Три смерти за три дня, – мысленно подбил фатальную статистику Агатин, осматривая труп Канева. – Скорей бы они уже прилетели. С такими темпами вообще эвакуировать некого будет…».

Сыщик вновь почувствовал полную растерянность и безысходность: «Неужели банальный опрос свидетелей и генерация пары-тройки следственных версий – это и есть мой потолок?»

До прилета следственной группы оставалось около семи часов. Взяв себя в руки, Агатин распорядился, чтобы члены экспедиции покинули техническую палатку и всё, в том числе тело Германа, оставалось нетронутым до ее прилета.

Сам техблок он закрыл на замок и опечатал нехитрым штабным штемпелем для служебной корреспонденции.

Исходя из следственной практики, теперь требовалось опросить свидетелей и собрать как можно больше информации о последних часах жизни Канева. Но делать это у сыщика не было никакого желания. Даже, несмотря на то, что работать пришлось бы в разы меньше, чем в первые дни.

С учетом погибших и тех, кто убыл из расположения основной базы в командах Филиппова и Федорчука, в лагере осталась меньшая половина от первоначального числа всех членов экспедиции. Не считая самого Агатина, 10 человек: радист, врач, парашютистка, двое водолазов, трое вертолетчиков, а еще повариха и убитый горем напарник Германа.

В нормальной ситуации, чтобы опросить эту группу, Агатину хватило бы двух-трех часов. Но, исходя из собственного настроения и царившей атмосферы всеобщей подавленности, эта задача сейчас казалась ему непосильной.

Чтобы как-то настроиться на работу, Генрих решил сделать кружок по лагерю. На исходе короткого променада, он зашел к Дееву и еще раз уточнил, почему док так уверенно, а главное – быстро – остановился на версии самоубийства:

– … Шура, может не по своей воле Гера в петлю угодил? Может помог кто? – уточнил Агатин.

– Исключено, Гарик. Если бы его насильно к балке тащили, он тогда бы все ладошки о трос изодрал бы, и шея была б по всей длине изъеложена железной петлей… Связывать его тоже никто не связывал – запястья и предплечья чистые, без кровоподтеков.

– Что ж могло заставить человека такое над собой сотворить?

– Все беды у нас, Генрих Романович, от нервов. Скорее всего, не справился Герка с психологическим грузом, который на него навалился в последние дни. Сначала на краже попался. Потом за трактором не углядел и сорвал очистку ВПП. А вдобавок еще и этот пожар. Случился же он в его заведовании. А значит опять во всем его вина…

– Жалко парня…

– Конечно, жалко. Вся жизнь – одни мыканья да страдания. И такой страшный конец, – Деев достал сигарету и закурил.

Из походного медпункта Агатин отправился в радиорубку. Генрих хотел понимать график продвижения группы к месту поломки вертолета и максимально точное время ее возвращение на базу. По его просьбе Ходкевич попытался выйти на связь с Федорчуком, который прихватил с собой пэровский «Иридиум».

К большому огорчению Агатина, все попытки связаться с начальником «спасательной партии» оказались безуспешными. «Иридиум» Петерсона-Федорчука молчал и, в какой-то момент, Гарри почувствовал, что находится на грани паники.

– Корней… не помню, как вас по отчеству? – дрожащим голосом уточнил молодой человек.

– Фомич я…

– Корней Фомич, давайте попробуем связаться с Мобильным лагерем…

Опытный радист сумел вызвать коллегу-стажера по КВ-связи через десять минут. В скрипучем треске радиоэфира забавно проскакивали его короткие молодецкие доклады: «Понял…», «Принял…», «Записал…», «Все передам…».

Впервые за все время Агутин услышал голос Пожарского. Чистый, юный, непотрепанный житейскими передрягами: «Сопляк еще, наверное. А Алька пацана в злодеи записывает. Дуреха…».

Когда информация о прогнозе погоде, времени выхода спасательной партии и ее маршруте была отправлена, Агатин попросил Ходкевича передать последнее указание:

– Попросите передать Федорчуку, чтобы он, как только встретиться с Буткусом, сразу вышел с нами на связь.

… Часы ожидания сеанса связи с Федорчуком тянулись несказанно медленно. Все попытки связаться с ним до обеда оказались безуспешными. Родион Пожарский в назначенный час еще раз вышел в эфир и доложил, что связи с группой Федорчука так и нет. Благо Филиппов, несмотря на радиомолчание, Ольгерда с вертолетчиками к Ми-8 все-таки отправил.

Тревога нарастала. Не хватало еще и самому Федорчуку сгинуть на арктических просторах.

«Что я несу? Какой Федорчук? Там же Алька! Не дай Бог что-то с ней случилось!!!» – всполошился Агатин.

По окончанию обеда, тут же на камбузе, Генрих сообщил «старожилам» базы о прилете следственной группы.

Начал издалека:

– Галина Васильевна, «вечерний чай» прошу готовить с расчетом на то, что у нас прибавиться еще несколько едоков.

– Думаете управятся вертолетчики к вечеру? – уточнила рачительная хозяйка.

– И наши к ужину поспеют, – дрогнувший голос выдал волнение молодого человека, – и долгожданные гости с Большой земли прилетят?

– Что? Все-таки решились москвичи? – недоверчиво уточнил