Абсолютный дрейф - Роман Николаевич Зимьянин

– Да как же они приземлятся? Мы без трактора никак не сможем «полосу» к вечеру дочистить… – взволновался Фасулаки.

– И правда: на полполосы они никак не сядут, – заверил командир второго экипажа.

– Сказали, что в случае неготовности полосы, будут десантироваться на парашютах, – пояснил Агатин.

– В такую погоду? Да их же снесет в сторону от базы! На пару километров, как пить дать! Мы их потом замучимся в торосах искать, – хмыкнула старшая группы парашютисток.

– Вот именно на этот случай предлагаю сформировать специальную команду. Вы Ирина, как самая опытная в таких делах, будете вместе с Ходкевичем и штурманом выводить самолет на курс десантирования. А я с водолазами составлю поисковую партию. Упряжкой кто-то из вас умеет управляться, ребята? – обратился Гарри к вертолетчикам и водолазам.

– Смеетесь, товарищ следователь? Наше дело по небу летать, а не собак в сугробах выгуливать… – хихикнул бортмеханик.

– Эх, как же неудачно этот отъезд случился: все лучшие собаки Федорчук забрал с собой; на резервную «вертушку» теперь рассчитывать нельзя; бульдозеры раскурочены… А если действительно снесет? Если ноги переломают? Ну, да ладно, разберемся по ходу «пьесы». Пока всем один час отдыха. Потом начинаем готовиться к встрече самолета. Корней Фомич, вы пока не ложитесь отдыхать. Давайте еще раз с Федорчуком попробуем связаться…, – распорядился Агатин.

– Нет проблем, Генрих Романович. Через 20 минут будем в эфире, – отрапортовал радист.

– Ну, вот и ладно. А я пока еще чайку выпью. Не откажете, Галина Васильевна? Что-то я совсем на части разваливаюсь…

– Как можно отказать, такому человеку. Сейчас налью…

Добавочную кружку чая Гарри получил, когда все полярники разошлись из камбуза.

– Вот, Генрих Романович, я вам сделала, как Герочка любил: с двойной порцией заварки, – повариха уважительно поставила перед Агатиным большую кружку с горячим чаем и машинально смахнула краем фартука слезу.

Руки у пожилой женщины подрагивали. Было видно, что она очень переживала.

– Да вы не убивайтесь так, Галина Васильевна, – попытался успокоить повариху Агатин. – Что ж тут поделаешь, судьба такая у парня. Такой груз вины… Не каждый взрослый мужик подобное выдержит…

– Во-во, груз вины. Ему б поддержать парня, а он его матюгами в три загиба кроет…

– Кто? Вы сейчас о ком говорите, Галина Васильевна?

– О черте этом старом. Это ж он Герочку до белого каления довел. Говорит, мол, ты всех подставил, а мне теперь за тебя сидеть… Ты, говорит, на свободе будешь водку распивать, а мне гнить в казематах до скончания века? Где, кричит, сученыш, твоя совесть?

– Галина Васильевна! О ком вы говорите!? Кто с Каневым разговаривал-то!?

– Кто ж еще? Кузьмич наш «сердобольный» … Я после завтрака пошла за палатки помои выносить. Слышу, ругается кто-то в боксе. Прислушалась, а это Кузьмич Германа отчитывает: «Надо говорит, кому-то брать все на себя. А то нас всех посадят и экспедицию больше в Арктику не пустят…». А тот плачет, божится, что в тюрьму больше не пойдет: «Лучше, – говорит, – повесится…».

– Федорчук при вас из палатки выходил?

– Так на выходе ж мы и столкнулись. Я еще ему черту старому говорю: зачем парня изводишь? А он: «Пошла вон отсюда, дура. Не понимаешь ничего, так не лезь не в свое дело…». Я к Герочке хочу прорваться: сердцем чувствую, надо успокоить мальчика. Так этот гад локоть мне вывернул и чуть ли не пинками от палатки погнал… «Вон, – шипит, – старая! Вали отсюда, да молчи в тряпочку. А то и тебя в тюрягу посажу». Ух, кровопийца! Только о себе всегда и думает… Ну, пусть только вернется. Я ему паразиту при всех выволочку устрою. Я ему, гаду, такой праздничный завтрак закачу, на всю оставшуюся жизнь запомнит…

Генрих взял взволнованную женщину за предплечья и с максимально серьезным видом произнес:

– Галина Васильевна. Об этой сцене у палатки вы не должны рассказывать никому. Ни-ко-му. Равно и то, что об этой истории знаю теперь и я. Вы слышите меня?

– Эт-то еще почему? – продолжала негодовать Семутенко.

Гарри наклонился к голове поварихи и тихо сказал:

– Потому что Федорчук – преступник. Это он ограбил Пэра Петерсона. И, судя по вашему рассказу, специально довел Канева до самоубийства.

Повариха подняла на Агатина глаза, побледнела и потеряла сознание.

«Ах, как же не вовремя все. Теперь каждая минута на счету… И я Альку с этим зверем отправил. Дурак! Какой же я дурак», – казнился Агатин, приводя женщину в сознание.

Дождавшись, пока стряпуха пришла в сознание, Агатин рванул к радиорубке.

Еще две печати

От сеансов связи, а точнее любой информации, которую Федорчук будет получать из Ледового лагеря, теперь зависело, буквально, все. Если двуликий Кузьмич узнает, что следственная группа прилетела, предсказать его действия будет невозможно. Зверь, почувствовавший себя загнанным в угол, пойдет на самые крайние меры. В этом сомнений не было.

Да, теперь все складывалось. Именно у Федорчука было больше чем у других времени подстроить несчастный случай с Петерсоном. И именно он, в то время, когда полярники отдыхали в своих палатках после обеда, мог раскурочить радиатор бульдозера, чтобы сорвать подготовку к прилету самолета. А когда Герман взялся починить трактор, устранил и самого механика.

«Все эти авралы с чисткой ВПП – чистая показуха. Федорчук планомерно делал все возможное для того, чтобы самолет с большой земли не смог приземлился, – логические связки опять завертелись в голове сыщика. – Вот только зачем он выигрывает время? Чтобы скрыть еще существующие улики и найти подходящую жертву на роль «козла отпущения»! Эх, Александр Кузьмич, Александр Кузьмич…Как же я в вас ошибся».

В радиорубку Агатин даже не вбежал – влетел:

– Корней Фомич, Мобильный лагерь на связь не выходил?

– Выходил, – спокойно ответил радист. – Родька, вот, как раз сейчас на связи, как вы и заказывали…

Гарри присел за стол с радиоаппаратурой:

– Родион, здравствуй. Это Генрих Агатин, я сейчас в «Ледовом» за старшего остался…

– Здравствуйте, а я – Родион Пожарский. Рад знакомству…

– Родион, как там Александр Кузьмич? На связь не выходил?

– Товарищ Федорчук сам на связь не выходил. Но у меня сейчас параллельно на «Иридиуме» «висит» Ольгерд Юрисович. Он говорит, что 10 минут назад нашел все три упряжки, которые вышли утром из Ледовой базы.

– Слава Богу! – не сдержался Агутин. – … Родион, вы можете попросить Буткуса, чтобы он связал меня Федорчуком.

– Конечно, – и спустя небольшую паузу. – Обождите пару минут. Федорчук сказал, что сейчас вам сам перезвонит.

Так, сейчас главное не выдать себя. Главное – спокойствие.

Ходкевич придвинул поближе к Агатину запищавший штабной «Иридиум»:

– Алло… Алло… Гарри,