Белая ложь - Данил Харченко

Она медленно положила трубку на рычаг и обернулась к комнате. Всё вокруг будто изменилось.

Мысли роились. Оливия мертва… Как? Почему Одри всё бросила и ничего не объяснила? Что происходит в университете? Как там подготовка к балу?

Руки дрожали. Ей хотелось закурить. Обычно она могла попросить сигарету у Клэр. Тонкие французские сигареты с ментолом, которые той регулярно присылал какой-то знакомый из Парижа.

И воспоминания сами нахлынули.

Часовня стояла на возвышении, среди густых сосен. Её потемневший каменный фасад отбрасывал длинную тень, а колокола, висящие на башне, звонили особенно гулко по утрам, отдаваясь эхом в долине. За узкими окнами открывался вид на горы, ещё укутанные в майский туман. Если прищуриться, вдали можно было различить горнолыжный курорт — белые канатные дороги, цепочки кабин, которые ползли вверх по склонам, и крошечные домики шале, разбросанные, как игрушечные.

Они сидели на чердаке, прямо под деревянными балками. Клэр, смеясь, перебралась через невысокий балкончик, свесила ноги наружу и смотрела в сторону курорта.

— Джиневра, что ты думаешь о любви? — вдруг спросила она.

Джинни глубоко затянулась сигаретой, выпустила дым и скромно кашлянула.

— А к чему этот вопрос?

— Просто… мне кажется, я готова, — сказала Клэр, и в её голосе прозвучала редкая серьёзность. — Не к прогулкам или держанию за руки, а к чему-то большему.

Джинни фыркнула:

— И с кем же?

Клэр усмехнулась, но глаза её оставались задумчивыми.

— Ни с кем. Просто… пора взрослеть. Мы ведь не знаем, что будет завтра. Вдруг… вдруг у меня не так много времени на этом свете.

— Перестань, — Джинни рассмеялась и, сидя на полу, слегка ударила её по ноге.

Клэр улыбнулась в ответ, но взгляд её всё равно был прикован к долине, где белые линии канатки растворялись в облаках, а звон колоколов гулко накатывал из башни над их головами.

* * *

Джиневра резко оттолкнулась от стола, прошла через зал с высокими потолками и устремилась к двери кабинета отца. Полированные паркетные доски под ногами слегка скрипнули, отражая её поспешные шаги. Ей нужно было что-то, что заглушит мысли, хоть на мгновение.

Кабинет находился в глубине лофта, за массивной дверью из красного дерева. Она открыла её и сразу почувствовала запах — смесь старого табака, полированного дуба и старинных чернил. На стенах висели карты XVII века, в углу стояла тяжёлая библиотека с корешками в коже, а на письменном столе, покрытом зелёным сукном, лежали разложенные аккуратные бумаги, кристаллическая чернильница и пресс-папье в виде льва.

Джиневра подошла к старинному комоду с бронзовыми ручками, нащупала нижний ящик. Он был тугой, но всё же поддался. Там, в деревянной коробке с выжженным гербом, аккуратно лежали длинные кубинские сигары, завёрнутые в тонкую бумагу. Она достала одну, вдохнула терпкий аромат и почувствовала, как по телу пробежала дрожь. Её отец всегда доставал сигары для гостей — профессоров из Йеля или Оксфорда, а иногда для политиков, заходивших на вечера. Для неё они были запретным плодом, но сегодня ей было всё равно.

Нашарив на полке резной резак и зажигалку, Джиневра села в кожаное кресло отца, положила сигару на подлокотник и закурила. Дым мягко заполнил кабинет, осел на книгах, стеклянных витринах с минералами и на портрете прадеда, написанном маслом.

Мысли не отпускали. Оливия мертва. Почему именно она?

Она представила Оливию: всегда в стороне, сдержанная, с чуть насмешливой улыбкой, будто знала что-то, чего не знали остальные. Джиневра вспомнила, как однажды та резко осадила парня из старшей группы, который слишком громко шутил про чью-то семью. У Оливии был острый язык, но разве за это убивают?

«Или это связано с Клэр?» — мелькнуло у неё. Всё в «Хиллкресте» в последнее время вращалось вокруг Клэр, её исчезновения, её тайн. А вдруг Оливия знала больше, чем остальные? Может, она нашла что-то в её вещах, прочитала дневник или услышала лишнюю фразу?

Джиневра глубже затянулась, чувствуя, как лёгкие обжигает горьковатый дым. Сигара была крепкой, тяжёлой, совсем не то, к чему она привыкла, но именно этого ей и хотелось — чего-то, что выбьет её из кольца мыслей. Она откинулась в кресле, выпуская кольцо дыма к потолку, и уставилась на портрет прадеда. Его суровые глаза, написанные художником в начале века, смотрели сверху вниз, словно осуждали.

Она почувствовала, что в этом клубке слишком много нитей. Но одну вещь она знала точно: если Оливия мертва, значит, остальные тоже в опасности.

Мысли, казалось, разрывали её изнутри. Она встала и медленно прошлась по кабинету, позволяя пальцам скользить по полированным поверхностям. Взгляд зацепился за верхние ящики отцовского стола. Обычно туда никто не заглядывал: отец не любил, когда трогали его бумаги.

Она опустилась на колени и выдвинула ящик. Внутри — аккуратные стопки писем, перетянутые ленточками, конверты с печатями университетов, несколько фотографий. Под слоем официальных бумаг лежал небольшой конверт, желтоватый, словно немного залежавшийся. Джиневра замерла, заметив почерк. Витиеватые, округлые буквы, тянущиеся по бумаге — она узнала его мгновенно. Это был почерк Клэр.

Её сердце заколотилось. Она дрожащими пальцами разорвала конверт, развернула сложенный листок.

На бумаге почерк Клэр расплывался: чернила местами будто потекли от влаги или слёз. Несколько слов тянулись неровно, некоторые вовсе исчезли в размытых пятнах.

«Джиневра.

Ты должна быть осторожна. Не доверяй никому в «Хиллкресте» — даже тем, кто рядом, кто клянётся, что на твоей стороне. Всё это обман. Здесь у всех есть свои секреты, и твоя доверчивость может стоить тебе слишком многого.

Я оставила кое-что для тебя… [слово неразборчиво]. Оно поможет понять правду. Если решишь узнать, что произошло со мной, ищи в подполье под моей кроватью. Там всё, что я не могла сказать вслух.

Но помни: [пятно размазало часть строки]… и они наблюдают. Всегда. Даже тогда, когда ты думаешь, что одна».

Подписи не было, только изогнутый росчерк в конце строки.

Джиневра перечитала строки несколько раз, не веря глазам. В голове перемешались обрывки мыслей. Письмо оказалось здесь, в ящиках её отца. Значит ли это, что он знал о тайне Клэр? Или же письмо каким-то образом попало к нему случайно?

Она ощущала, как внутри нарастает паника. Одри предупреждала её, чтобы она держалась подальше от расследований. Но теперь это было невозможно. Слова Клэр звучали так, будто она писала прямо из-за грани — знала, что её конец близок.

Джиневра медленно опустилась в кресло, прижимая письмо к груди. Дым от сигары уже густо стелился по комнате, смешиваясь с запахом старой бумаги. Внутри всё переворачивалось: если Клэр оставила