Огоньки на воде - Тесса Морис-Судзуки

женщина и начали по очереди читать стихи, сначала на китайском, а потом в переводе на японский. У Виды оказался очень тихий мелодичный голос. Она читала с чувством, но без излишней помпы, какую Элли иногда слышала, когда по радио читали стихи или короткие рассказы. Было в ней что-то притягательное, и во время ее чтения в зале стояла полная тишина.

В конце выступления Вида представила свою любимую китайскую песню и запела ее слегка хрипловатым голосом. Большинство женщин в зале, видимо, эту песню тоже знали, одна за другой они стали подпевать, и скоро запел уже почти весь зал, кроме Элли и сидевшего рядом с ней студента, который тоже молчал. Элли не понимала слов, но в призрачных интервалах китайской музыки было что-то трогательное, словно эти аккорды она слышала в далеком прошлом и давно забыла.

Когда стихли последние звуки песни, объявили часовой перерыв на обед. В два часа дня кружок должен был собраться снова – для обсуждения. Элли поняла, что ей самое время исчезнуть. Она протиснулась мимо студента, быстро выскользнула за дверь и была уже на полпути к лестнице, как вдруг ее кто-то окликнул.

– Элли. Элли Раскин. Это ведь вы?

«Черт возьми», – подумала Элли, повторяя любимую фразу своей матери. Вида, наверное, заметила ее в толпе, и теперь придется вести с ней вежливый разговор и делать вид, что их встреча – счастливая случайность. Она хотела убежать, но тогда сохранить хорошую мину ей не удастся – Вида уже стояла на лестнице прямо над ней. Пришлось с притворным удивлением обернуться.

– О-о! – Пауза для пущего эффекта. – Конечно, вы же приятельница Теда Корниша, да? Как я вас раньше не узнала!

Белая ложь, учила ее мама, – это средство для выживания в нашем сложном мире.

– Замечательно! – воскликнула Вида. – Надо же, какое совпадение! Вы как раз тот человек, с которым я хотела поговорить. Собираетесь пообедать? Идемте.

Элли даже не успела ни о чем подумать – Вида схватила ее за руку и потащила через переулок в кафе на углу.

– Надеюсь, это местечко вам понравится, – сказала поэтесса. – Выбор там не велик, но ходить к ним я люблю.

* * *

Внутреннее убранство маленького кафе поражало воображение. Вдоль фасадной и тыльной стен висели большие зеркала, и казалось, что ты попал в узкий туннель, который до бесконечности тянется в обоих направлениях, а длинную боковую стену украшала фреска, навеянная, как предположила Элли, творчеством Пикассо. Среди пейзажа из классических руин лежала состоявшая из геометрических фрагментов женская фигура с гигантской грудью и двумя глазами на одной стороне лица.

Элли и Вида сели за длинный узкий стол лицом друг к другу. Чтобы не смотреть на смущающе округлые розовые груди на фреске, Элли углубилась в меню – на выбор предлагался рисовый омлет и клубные сэндвичи. Когда они вошли в зал, он был пуст, но вскоре пространство заполнилось посетителями и сигаретным дымом.

Вида перегнулась через стол и взяла руки Элли в свои.

– Я так рада, что мы снова встретились, – сказала она.

Этот жест был настолько необычным, что Элли даже растерялась. Она заметила, что лицо Виды – это идеальный овал, кожа бледная и безо всякой косметики. У нее была теплая улыбка, и, смущая собеседника, она смотрела ему прямо в глаза, будто все остальное в помещении не существовало.

– Да, неожиданно, – сказала Элли, услышав, как неуклюже и искусственно прозвучали ее слова. – Кажется, в прошлый раз мы встречались на вечеринке Теда Корниша, в Хеллоуин.

– Полагаю, что так, – рассмеялась Вида, шутливо имитируя официальный тон Элли. – Кажется, я не дала вам свою карточку.

Она наклонилась и из большой гобеленовой сумки достала изящную карточку из рисовой бумаги, украшенную в уголке чернильным изображением ивовых листьев.

– Вида Виданто. Поэтесса и эсперантист. Рада познакомиться. Конечно же, – добавила она с легкой озорной улыбкой, – у вас сразу возникает вопрос: это мое настоящее имя? Верно?

Элли покраснела. Именно это она хотела узнать, но спросить вот так в лоб ни за что бы не решилась.

– Не волнуйтесь, – сказала Вида, – меня все об этом спрашивают. И я всегда отвечаю одно и то же: что такое настоящее имя? До того, как стать Элли Раскин, вы ведь жили под другим именем? Полагаю, что по-японски вы Эри, а по-английски Элли. Верно?

Она с трудом выговаривала «Элли», протягивая «л».

– Так что можно выбирать, – продолжила она. – Ваше настоящее имя – то, какое вы хотите услышать, каким пользуются ваши настоящие друзья. Вида Виданто – это имя создал для меня на эсперанто близкий друг, который разделяет мою любовь к этому языку. Лично меня оно устраивает. А на самом деле я – Токо Касуми, но никто в семье Токо не считает, что я заслуживаю это имя, да оно мне и не нужно.

– Эсперанто? – протянула Элли, глядя на карточку с именем. – Это один из искусственных языков, да?

– Это язык человечества, – серьезно ответила Вида. – Носителей этого языка просто нет, поэтому все, кто на нем говорит, равны. Если я попробую говорить по-китайски с моими китайскими друзьями или по-русски с русскими друзьями, они тут же услышат мой японский акцент и увидят во мне врага. А когда мы вместе говорим на эсперанто, мы все становимся братьями и сестрами. Ведь именно это нужно в нынешнюю эпоху, правда же?

Вопрос прозвучал риторически. Лично Элли считала, что в жизни есть вещи поважнее, чем изучение выдуманных языков, поэтому от прямого ответа уклонилась.

– Конечно, я помню, Фергюс говорил, что во время войны вы были в Китае. Знаю, что он брал у вас интервью для своей газеты.

– Да, в Китае во время войны было несколько наших эмигрантов. Поэты, философы и прочие отбросы общества. – Вида скорчила самоуничижительную гримасу. – Все мы были в ужасе от того, что Япония делала с нашими соседями-китайцами.

– Я ничего про это не слышала, – сказала Элли. – Нам всегда говорили, что в Японии войну поддерживали все. Все были рады умереть за императора, вот что мы слышали. Сомневались только мы, заморские полукровки.

– Ох, полукровки. Не произносите это ужасное слово! – воскликнула Вида.

– Но нас называют именно так. В любом случае теперь я знаю, что в Японии были люди, которые провели войну в тюрьме, потому что выступали против военщины. Кажется, сегодня половина населения хотела бы считаться тайными пацифистами. Но я не знала, что некоторые уехали в Китай, чтобы работать на другую сторону.

Но у Виды, похоже, были другие заботы. Она повернулась, чтобы поболтать с пожилым владельцем кафе, а потом, когда они сделали заказ, вдруг бросила:

– Вы слышали, что