Огоньки на воде - Тесса Морис-Судзуки

никогда не видела войны, – сказала Элли, вспоминая давящую ночную тишину и огромное безоблачное небо Татуры. – В том-то и дело, что нас заперли в лагере посреди пустыни. Нас кормили, одевали, а война была просто катастрофой где-то за миллион миль от нас. На нашу долю выпали скука и бесконечная неопределенность. Сущие пустяки по сравнению с тем, что пережили другие люди.

Элли сунула конверт в сумку и достала зонтик.

– Я бы с радостью осталась у вас до конца дня, – солгала она, – но дома ждут кое-какие дела. Мне нужно идти. Позвольте я заплачу за обед. Очень рада, что нам удалось поговорить.

Может, зря я на нее обижаюсь, спросила себя Элли. Вида стала настаивать, что заплатит сама, в итоге они согласились разделить счет пополам. Может быть, в отношениях Виды и Фергюса только и есть что общие интересы и взаимное восхищение? И все же… Она не могла понять эту женщину. Было в ней что-то, что и настораживало, и как-то странно привлекало.

Когда они выходили из кафе, Элли впервые заметила: люди, сидевшие по обе стороны от нее в книжном магазине, тоже были здесь. За разными столиками, повернувшись к зеркальной стене, обедали женщина средних лет и студент с грустными глазами. Их лица и затылки многократно отражались в зеленоватом стекле зеркала, становясь все меньше и меньше, исчезая в бесконечности.

* * *

Элли положила конверт на стол в гостиной, чтобы Фергюс увидел его, как только вернется. Рядом стояла фотография Майи в детском доме, прислоненная к британской коробочке для чая с патриотическими картинками – на них изображалась так и не состоявшаяся коронация Эдуарда VIII: очередная причуда Фергюса, найденная на блошином рынке.

Она штопала разошедшийся шов на брюках Фергюса, слушала по радио музыкальную программу по заявкам, изредка поднимая голову посмотреть на сумерки, что сгущались за окном, на огни, что зажигались в соседних домах. Музыку то и дело прерывали сообщения американской армии о пропавших без вести солдатах: «Если что-то известно о местонахождении рядового Альберта Зубринского, который отсутствует в лагере Зама с воскресного утра…» Где они, спрашивала она себя, все эти пропавшие солдаты? Счастливо спят в каком-нибудь баре? Или в объятиях японской подружки? Или просто прячутся, тоскуют по дому и боятся, что их отправят на корейский фронт? И что случится с ними, когда их найдут?

Она наблюдала за темными силуэтами на фоне квадратов света в окнах домов напротив, как вдруг услышала слабый стук в комнате наверху. Этот дом был полон странных звуков. Деревянные половицы и балки часто скрипели по ночам, иногда Элли слышала, как по потолку что-то скребется – мыши, крысы? Впрочем, она никогда их не видела.

Отложив штопку, она поднялась по ступенькам в кабинет Фергюса. В комнате царила кромешная тьма. Она пошарила в темноте в поисках выключателя, он был неудобно расположен на середине боковой стены. И тут же вскрикнула от боли, ударившись голенью о металлический сундук – тайник Фергюса, где в беспорядке хранились его старые письма и газетные вырезки.

Когда она включила свет, стук на мгновение стих, но тут же возобновился с удвоенной силой. За полуоткрытыми шторами носился большой мотылек, застрявший между бумажными ширмами и окном. Мотылек отчаянно бился о стекло, пытаясь выбраться из замкнутого пространства. Как это насекомое вообще сюда попало? Элли чуть отодвинула бумажную ширму, открыла тугую деревянную защелку и приотворило окно, насколько это было возможно. Она хотела направить охваченное паникой существо к проему, но чем сильнее старалась, тем дальше оно отступало в недоступное пространство между ширмой и окном. От крыльев на подоконнике оставались пятнышки порошка.

Открыв окно, она увидела улицу внизу, ощутила запах вечерней влаги – запах приближавшегося лета. Возле ее дома остановился прохожий – зажечь сигарету. В темноте мелькнул огонек спички и светящийся кончик сигареты – курильщик глубоко вдыхал никотин. Элли бросила курить вскоре после переезда в этот дом. Сигареты в хрупком здании, где полно дерева и бумаги, заставляли ее нервничать. Но при виде курильщика на улице ей вдруг самой захотелось затянуться сигаретой.

Она оставила окно открытым и задернула бумажную ширму, надеясь, что мотылек сам выберется на свежий ночной воздух. На крючке в стене висело пальто Фергюса, но проверять, лежит ли в одном из карманов фиолетовая книжечка со стихами, она не стала. Вместо этого она окинула взглядом хаос на его столе. Конечно, там лежала пачка сигарет «Мир», наполовину скрытая полотенцем, Фергюс накрывал им пишущую машинку. Не касаясь пачки, Элли осторожно достала одну сигарету и поднесла ее к носу, вдыхая аромат табака.

С сигаретой в руках она спустилась вниз и взяла со стола коричневый конверт. Он был запечатан, но клей от влажного воздуха размяк, и она поняла, что запросто может вскрыть конверт, не порвав бумагу.

В голове вдруг всплыло давно забытое воспоминание: она и ее брат Кен, ей двенадцать, ему девять, вскрывают несколько отцовских писем, держа их над паром из чайника. Отец таинственным образом куда-то исчез, и они убедили себя, что из писем узнают, где он и что делает. Она вспомнила, как со смесью вины и восторга они вскрывали первый конверт, но внутри оказались лишь скучные просьбы оплатить давно просроченные счета.

Из кухонного ящика Элли достала самый острый нож и, не давая себе времени на обдумывание, провела лезвием под запечатанным клапаном коричневого конверта. Он легко открылся.

Внутри лежал завернутый в тонкую бумагу прямоугольный сверток. Презрев опасность, она разорвала бумажную обертку – ее можно легко заменить – и позволила содержимому высыпаться на стол. Фотографии. Разумеется. Как она сразу не догадалась.

Около двадцати зернистых снимков. Она проглядела их, рассматривая каждый по очереди. Похоже, снимки были сделаны во время войны, наверное в Китае, хотя, возможно, это была Юго-Восточная Азия. На первой полудюжине снимков был какой-то рынок, женщины сидели на корточках рядом с корзинами с овощами и фруктами, а мужчины, положив на плечи шесты, несли свои товары. Дальше было несколько непонятных снимков: по разбитой дороге, вдоль которой растут пальмы и сахарный тростник, идет колонна солдат. Пейзаж напомнил ей местность вокруг ее родного дома в Бандунге. Дальше снимки улицы, какие-то сгоревшие склады, несколько гражданских толкают по разбомбленной дороге тележки с грузом.

В самом низу стопки была еще одна фотография, довольно блеклая и размытая. Поначалу Элли показалось, что это выгоревший большой костер: огромная куча обугленных поленьев и палок. Но вскоре она поняла, на что смотрит: палки когда-то были руками и предплечьями, а поленья – бедрами и бедренными костями. Вздрогнув,