Огоньки на воде - Тесса Морис-Судзуки

она отложила снимок и взглянула на два других, изображавших ту же сцену, но снятую под другими углами. Еще были снимки группы из трех мужчин, они стояли перед дымившимися руинами нескольких хижин на лесной поляне. Двое – в форме японских военных, рядом с ними пожилой мужчина в гражданской одежде, судя по всему китаец. Почти все эти снимки были сделаны издалека, но один – с относительно близкого расстояния. В углу снимка было черное пятно, видимо фотограф случайно перекрыл объектив пальцем, но лица военных все равно были видны.

Элли разложила фотографии на столе и некоторое время смотрела на них. Они ничего ей не говорили. Ничего о Виде. Ничего о Фергюсе. Ничего, кроме того, что война ужасна, а это она и так знала.

Она порылась в кухонном шкафу, нашла коричневый бумажный пакет, аккуратно его разрезала и завернула в него фотографии. Пакет убрала обратно в конверт, запечатала его и снова положила на стол, но на сей раз подальше от фотографии Майи в детском доме: пусть от ужасов в конверте девочку отделяет какое-то пространство.

Потом она закурила.

Глава 10

Сидя в кафе лицом к зеркалу, Дзюн видел отражения двух женщин, увлеченных беседой за столиком позади него. Лиса опиралась руками на стол и наклонялась вперед к другой женщине – полуиностранке, которая сидела рядом с ним в книжном магазине. Он не слышал, о чем они говорили, но по их жестам и выражениям лиц мог составить общую картину. Лиса была уверена в себе, улыбалась, ее собеседница, наоборот, выглядела скованной, ей было неуютно. Похоже, ей не нравилось, когда Лиса касалась ее рукой. Кто это такая, о чем они говорят? Лиса пытается ее завербовать в свою шпионскую сеть?

Он записал в блокнот какие-то свои наблюдения, потом понял, что другую женщину надо как-то назвать, хотя бы временно, пока не выяснит, кто она на самом деле. Последив за ее лицом и движениями, он решил назвать ее Крольчихой. Осторожный, маленький зверек, если кто-то появится рядом, прячется в норке. Хорошее имя он придумал. Даже сам себе улыбнулся.

Наполовину покончив с обедом, он заметил, как Лиса достала из сумочки пакет и передала его Крольчихе, та немного подержала его на коленях, а потом убрала в сумку. Вскоре женщины собрались уходить, и Дзюн отсчитал деньги для оплаты, подождал, пока они выйдут за дверь, быстро положил деньги в металлический лоток у кассы и поспешил на улицу, где уже ярко светило солнце, а от влажного тротуара поднималась легкая дымка.

Он думал, что обе женщины вернутся на собрание в книжный магазин, но на улице они расстались: Лиса пошла в книжный магазин, а Крольчиха энергично зашагала вниз по улице. Дзюн принял решение мгновенно. Про Лису он и так уже много узнал, ее след он подхватит позже, а вот Крольчиха – это загадка, которую надо разгадать. Он подождал, пока она свернет на главную улицу, и пошел за ней.

На главной улице она подошла к остановке в южном направлении, и трамвай тут же приехал. Дзюн успел заскочить на подножку, когда трамвай уже тронулся. К счастью, Крольчиха села сзади, а трамвай был заполнен до отказа. Приближаться к ней не стоит. Ведь в книжном магазине они сидели рядом, она наверняка его запомнила и запросто может понять, что он за ней следит.

Он пристроился в углу около водителя и поглядывал на Крольчиху – та открыла сумку и достала сверток, переданный Лисой. Подержала его, несколько раз ощупала, потом снова убрала назад. Дальше она просто смотрела в окно, время от времени теребила браслет либо часы на левой руке, будто касалась амулета. Широколицая, коротко остриженная брюнетка, темная линия бровей – Дзюну вспомнилась полуяпонка-полурусская, которая иногда играла и пела на вечеринках полковника Бродского. Сидевший рядом с Крольчихой пожилой мужчина искоса на нее поглядывал, словно тоже хотел понять, кто она такая. Но Крольчиха была погружена в свои мысли и не обращала на него внимания.

Когда они подъехали к Симбаси, Крольчиха поднялась и взяла сумку. Дзюн подождал, сколько позволяла обстановка, потом следом за ней спрыгнул на землю. Не останавливаясь и не оглядываясь по сторонам, она решительно зашагала по главной улице, потом свернула в улочку поуже, ведшую к основанию крутого холма. Вдоль улочки тянулись двухэтажные домишки, явно выстроенные до войны. Одни совсем обшарпанные, другие оживляли стоящие на крылечках цветы в горшках. На небе снова воцарилось солнце, и домохозяйки развесили на балконах постельное белье. У одного такого дома Крольчиха и остановилась, достала из сумки ключи и отперла входную дверь.

Дом был скромным. Дзюн думал, что жилище у нее будет более стильное, более западное. Вроде бы дом чистенький, без разломанных оконных рам, без выпавшей черепицы на крыше. Но, как и жившая в нем женщина, он выглядел тихим и сдержанным. В окошке соседнего дома пышным цветом цвела розовая и красная герань, домик же Крольчихи был абсолютно не примечателен, разве что у входа росло кустистое хвойное дерево да бросался в глаза медный звонок в форме храмового колокола, висевший справа над дверью.

Дзюн постоял на другой стороне улицы, пытаясь разглядеть, что там в здании, но оконное стекло было так запылено, что ничего видеть он не мог. Наверное, надо вернуться сюда ближе к вечеру. Он знал: наблюдать за людьми в их домах лучше вечером, когда видны силуэты их теней, увеличенные светом изнутри. Но он тщательно переписал имена, выгравированные римскими буквами и японскими иероглифами на маленькой дощечке у ворот: «Ф. и Э. Раскин». Потом на трамвае вернулся в Канду, проследить за второй частью собрания в «Лотосе».

Был уже ранний вечер, хотя еще не стемнело, когда Дзюн вернулся к дому под Атагоямой. Дождавшись наступления сумерек, он из любопытства поднялся по крутой тропинке, что вела на вершину скалистого холма. Здесь было тихо, разве что в густых зарослях бамбука слышались трели сверчков. На вершине холма находилось небольшое плато, а в тени двух высоких радиовышек – малиновые деревянные ворота, вход в святилище. По одну сторону от святилища – большой пруд с карпами, в камышах вдоль берега привязана деревянная лодка. На поверхности пруда сияли последние отблески дневного света. Лодка, словно мираж, парила в темном небе над шумом и запахами токийского вечера. Дзюн уселся на скамейку у пруда и стал читать свою книжку о приключениях самурая, ожидая наступления темноты. Вскоре поверхность пруда из медно-золотистой превратилась в черную, местность под холмом осветилась решеткой огней, тогда он бодро спустился по тропинке и