Белый асфальт - Анна Князева

Делать было нечего – Стерхова тоже выпила. После чего спросила:

– Помните тот поход на Совиную Плаху?

– Когда пропали Лубнин и журналистка? Конечно помню. Что именно вас интересует?

– После того, как они пропали, вы остались на зимовье?

– Ну, да. Семочкин и Шевердов отправились в Северск, а я остался на Совиной Плахе. Мы с рассвета до темноты прочесывали маршрут Лубнина.

– Об это мне рассказали. Меня интересует личность Лубнина.

– Про тайное общество, наверное, слышали? – Фокин скроил комичную мину, сжал кулак и резко выкинул руку вверх: – Секреты храним под луной, ни страха, ни слез – только бой!

– Клинок и коготь. Конечно знаю. Кто, кстати, придумал это название?

– Лубнин. Он был у нас главным. И, вот ведь паршивец, убедил нас в том, что наша пятерка одна из многих, но мы не знаем друг друга.

– Каким он был?

– Лубнин был рисковым человеком. Ему все было по плечу. – Фокин хотел налить ей шампанского, но Анна прикрыла рукой свой бокал.

– Мне уже хватит.

Он выпил и продолжил.

– Шевердов – как был дураком, так и остался. Семочкин – правильным был всегда. Зварыкин из мелкого воришки переродился в бандита. А Лубнин, если бы не погиб, превратиться бы в монстра.

– Вы сказали, что Зварыкин в юности был воришкой? Что это значит?

– Тащил все подряд: мел из класса, еду у соседей по общежитию, огурцы на базаре. Тогда на Совиной Плахе наш физрук Алейников поймал его на воровстве.

– Как это было? – спросила Анна.

– Зварыкин, поганый гад, копался в вещах журналистки. Девушка пропала, а он у нее воровал.

– Что-нибудь украл?

– А кто его знает! Может и украл. Алейников тогда его наказал: велел тащить ее рюкзак до самого Северска.

– Алейников – что за личность?

– Физрук, был тренером по спортивному ориентированию. Нас, обормотов, сумел увлечь.

– Алейников был женат? Или, может быть, он с кем-то встречался? С Зориной, например?

– С Зориной? Что вы! Алейников сох по математичке Зое Станиславовне. Между ними такие страсти бушевали, что все училище обсуждало.

– Давайте вернемся к Лубнину, – предложила Стерхова.

– Давайте, – согласился Фокин и пересел на кровать, ближе к ней.

– Он когда-нибудь рассказывал о своих родственниках?

– Лубнин был детдомовцем. Но как-то упомянул своего дядьку Василия, брата отца. Тот жил в Тюмени. – Фокин положил руку на ее плечо и мягко потянул к себе, намереваясь поцеловать.

Стерхова схватила его запястье и вывернула руку, заставив Фокина болезненно охнуть. Она резко встала, сохраняя контроль над его рукой. С ее лица исчезла всякая любезность, взгляд сделался ледяным и решительным.

Вскочив на ноги, Фокин прохрипел:

– Что вы творите?!

– Ошиблись адресом, Виктор. – Ослабив хватку, Анна подтолкнула его к двери.

– Да вы с ума сошли! – он развернулся к ней лицом.

Стерхова распахнула дверь и строго произнесла:

– Давай отсюда.

Фокин бросил на нее растерянный взгляд и вышел в коридор.

Стерхова с грохотом захлопнула дверь. Выдохнув, заметила, как дрожат ее пальцы.

– Ну, погорячилась… И что?

Глава 25

Еще один труп

Первую половину дня Стерхова готовила и рассылала запросы – работа кропотливая, но без нее не обойтись. Секретарша Гедройца отсылала их факсом в краевое управление, оттуда запросы направлялись по электронной почте.

Не ограничившись Тюменью, Анна отправила запросы во все районные центры Тюменской области. Руководствуясь логикой и здравым смыслом, она решила, что брат отца Лубнина наверняка носил ту же фамилию. Поэтому в каждом запросе содержалась формулировка: «Прошу предоставить данные на граждан по фамилии Лубнин, имя Василий, дата рождения не позже 1955 года включительно.»

Осознавая, что это обширный поиск, Стерхова надеялась, что, ограничив пределы возраста, она получит нужную информацию.

Закончив работу, Анна выпрямила спину и прошлась по кабинету. За окном был пасмурный полдень. Скучная погода нагнетала ее недовольство: ни Добродеева, ни Астафьева с утра так и не было.

Шагая по кабинету, Стерхова думала о том, что дело требует быстрых действий. На утреннем совещании она предупредила сотрудников: времени мало. Но они, как видно, не торопились.

Взглянув на часы, Стерхова вернулась за стол и открыла дело журналистки и Лубнина. Лежавшие перед ней документы взывали к действию и тревожили.

Наконец, в начале второго в кабинете появился Добродеев. Анна подняла на него глаза и, не скрывая раздражения, проронила:

– А я уже думала, что вы заблудились, – ее голос прозвучал скорее устало, чем резко.

Добродеев решительно подошел к столу:

– Теряться здесь негде, а замерзнуть можно вполне. Пришлось изрядно покататься по поселку, но я отработал ваше задание по директору училища.

Он выложил на стол документы и записи.

– Что удалось выяснить? Докладывайте. – Сказала Стерхова.

– Алексей Платонович Корчинский, – начал Добродеев, – тысяча девятьсот тридцатого года рождения, действительно проживал с семьей по указанному адресу – рядом с училищем.

– Жив?

– Ну что вы! Умер в возрасте восьмидесяти лет в две тысячи десятом году. В последние годы сильно болел.

– Меня интересует конец восьмидесятых. – Заметила Анна.

Вадим Добродеев достал телефон.

– Побывал в поселковой поликлинике и выпросил в регистратуре его медицинскую карточку. Они, представьте, хранятся в бумажном виде.

– И что?

– Корчинский был инвалидом, носил на ноге протез и много болел.

– Чем?

– Здесь и сахарный диабет, и гипертония. Если хотите, могу показать снимки истории болезни.

– Я вам верю.

– И вот еще что. – Добродеев достал из папки крупноформатный снимок. – Фотография учебной группы ПТУ. Корчинский – в первом ряду в центре.

Анна взяла фотографию и отыскала взглядом директора, который сидел среди учеников, вытянув вперед ногу с протезом. Скромный пиджачок казался слишком просторным для его исхудавших плеч. Болезненно-бледное лицо было изможденным, но добрым. За его смиренной улыбкой угадывался человек, привыкший стойко переносить испытания.

– Здесь ему примерно шестьдесят.

– Ну. да… – протянула Стерхова. – Старик был хорошим человеком, но не героем романа Зориной. – Она взглянула на Добродеева. – Версию отработали. И, кстати, где вы взяли эту фотографию?

– Астафьев нашел в альбоме у матери.

– Понятно. – Стерхова отдала ему снимок.

– Утром на совещании вы сказали, что Зварыкин причастен к исчезновению Лубнина и Лаврентьевой. Почему только он? Членами тайного общества были пятеро.

– Членство здесь ни при чем. Вы, вероятно прослушали. Прошлой ночью после банкета я говорила с Фокиным…

– Все-таки пришел? – Удивился Добродеев. – Вот ведь черт!

– Пришел и рассказал, что, когда журналистка пропала, Зварыкин рылся в ее вещах. Отсюда делаю вывод – он искал ее записную книжку.

– Логично.

– Пока это только предположение.

– У меня есть еще один вопрос. – Продолжил Добродеев. – Вы позвонили в Красноярск одногруппнице Лаврентьевой и Зориной?

– Вы же сами с ней говорили.

– В прошлый раз я не рассказал, думал, когда позвоните – сами узнаете.

– Что еще? – заинтересовалась Стерхова.

– Она до сих пор поддерживает отношения с матерью Лаврентьевой. Заходит к ней в гости, помогает.

– Это имеет какое-то значение? – спросила Анна.

– Старуха, в свои девяносто, находится в здравом уме и памяти. Она сохранила память о дочери вместе со всеми ее вещами. Комната Лаврентьевой – настоящий мемориал. Эта одногруппница рассказала, что видела письма Зориной.

Осмысливая то, что услышала, Стерхова замерла, потом посмотрела на Вадима и для чего-то спросила:

– Реально?

Тот кивнул, и она выпалила:

– Вам нужно ехать в Красноярск!

Добродеев скривился и от избытка чувств обернулся вокруг своей оси:

– Сам напросился!

Но Стерхова знала, как его поддержать:

– А если я скажу, что вам не обязательно сюда возвращаться?

– Раз уж начали это дело вместе, то вместе и закончим. – Ответил он.

Стерхова подняла трубку внутреннего телефона и набрала номер Гедройца:

– Борис Янович, здравствуйте! Это Стерхова. Нужно одно место на сегодняшний самолет.

– Это вряд ли. – Голос подполковника был недовольным. – Сами знаете, с каким трудом я выбил для вас место в прошлый раз.

– Мне очень нужно! – воскликнула Стерхова.

– Что-нибудь стряслось?

– Открылись новые обстоятельства по делу Зориной.

– Вы это только что придумали? – устало спросил Гедройц. – Ну хорошо. Кто летит?

– Вадим Добродеев. У секретаря есть данные паспорта.

– Когда собирается обратно?

– Дня через два, не позже.

– Сейчас позвоню Зварыкину. Но сначала придумаю, чем его