Кровь в наших жилах - Татьяна Лаас

— Зачем такой грех на душу брать… — пробормотала она. Светлана все время скитаний четко знала одно: никогда нельзя сдаваться, нельзя опускать руки — надо барахтаться и выживать. Придет новый день и, быть может, подарит надежду. В жизни Светланы так появился Саша — нежданный подарок за все барахтанья в ледяной черной воде, за все отчаяние в холодном, враждебном лесу, когда в каждой тени может прятаться то, что тебя съест, за все голодные ночи, за все попытки понять, кто она и что должна делать в этом мире. Она же не просто так родилась, чтобы глупо шагнуть в холодные воды, вставая в майскую ночь в хоровод таких же мертвых русалок. — Зачем…

— Иногда, Лиза, и так бывает. Не нам их осуждать. У нас такого права нет — мы не были на их месте. Может, кроме боли превращения в змей, было что-то еще.

Светлана предпочла отмолчаться. Он прав: она не была на месте полозовых невест. Быть может, участь стать змеей и её бы напугала. Холера! Нет! Она бы предпочла вцепиться во что-нибудь руками, предпочла бы отсидеться где-нибудь в безопасном месте, а утром бы пошла искать помощь. Или даже поползла бы за помощью. Она бы не сдалась.

Саша искоса посмотрел на неё, сворачивая на песчаную дорожку, ведущую к дальним, стоящим у самого леса дачам:

— Лиза, что-то мне подсказывает, что ты берегинь по другому поводу вспомнила.

Она грустно улыбнулась, подтверждая его догадку:

— Я вспомнила Мишин характер. — Говорить такое о друге и кузене не хотелось, но правду утаивать глупо. Саша сам знает Мишин характер. — Он слишком любвеобилен и слишком… Распущен в манерах. Так только берегини да всякие полудницы себя ведут. Вдруг Миша спас как раз берегиню? Точнее кровью вспоил не берегиню, а стихию. Только он не упоминал никогда о таком. Говорил, что давал кровь лишь отцу.

— Кровь бывает и плацентарная, — сухо сказал Саша, снова хмурясь.

— Какая? — О таком Светлана никогда не слышала. Слово было незнакомое.

Саша ответил вопросом на вопрос:

— Миша где родился?

Светлана, рассеянно рассматривая богатые дома, мимо которых они проходили, вспомнила:

— Тут, в имении. Он когда-то упоминал это. Так что такое плацентарная кровь?

Саша задумчиво посмотрел на неё, словно решал: прилично о таком барышне сообщать или нет? Решил, что, если и неприлично — вон, как поджал губы! — то все равно надо рассказать:

— Плацента — то, что связывает мать и дитя в утробе. Плацента содержит кровь, и эта кровь та же, что и в дитя, только она ему после родов не принадлежит.

Светлана ахнула, все понимая:

— Княгиня сразу собиралась посадить Мишку на трон, иначе зачем бы она отдала эту кровь стихии… — Она замолчала, выбирая: вода или все же воздух?

Саша сам подхватил:

— …воздуха. Я уточнял: берегини, хоть и живут в воде, по берегам рек, но это символ воздуха.

— Нет никакого брата Вихря. Княгиня сразу подчинила себе стихию Воздуха, давая Мише Золотого сокола и дар управлять погодой. Только откуда у неё взялись такие знания…

Саша с умным видом произнес:

— Ночная кукушка всегда перекукует дневную.

Линорм громко зевнул и пополз еще медленнее. Саше пришлось его даже по голове гладить в качестве поощрения, отпуская руку Светланы. Она честно призналась:

— Прости, вот этой мудрости народа я не понимаю.

Саша внезапно зарделся кончиками ушей и принялся сильнее наглаживать линорма:

— Любовница всегда добьется своего там, где жена не справится.

— Понятно, — только и выдавила Светлана, замолкая. Впрочем, что-то в этом есть. Отец, ненастоящий отец, молодой Павел, тогда еще цесаревич, наломал дров, наболтал своей любовнице много чего, может даже про амулеты управления стихиями сказал, а ей теперь все расхлебывать, лавируя между княжеских родов, рвущихся к власти.

— Пришли, — Саша кивнул на дом, возле которого стоял магогрузовик с фургоном. На его стенках была яркая надпись «Магические животные господина Шульца» в окружении всяких сказочных зверей. Светлана опознала виверна, химеру, огненную гиену и птицу Гамаюн. Линорм осел у Сашиных ног серой перепончатой грудой, прячась за своими крыльями — возвращению домой он не обрадовался.

От низенького забора, шедшего вдоль всех дач, несло эфиром — тут все дома были защищены от воров то ли амулетами, то ли заговорами. Светлана не пыталась даже разбираться: ломиться в дом не надо, потом с управляющим еще долго пререкаться за порчу имущества. Странно одно — дачи тут дорогие, как простой… Ладно, не простой — магический зверинец и его владелец сюда попали? Или этот дом для обслуги? Где-то же должны останавливаться артисты, певцы и прочие лицедеи, развлекающие публику. А дом как раз на опушке стоит — дальше уже лес.

Саша нажал на кнопку электрического звонка, расположенного у невысокой, словно игрушечной калитки — её перепрыгнуть раз плюнуть. Правда, чем отгрызнется эфир в таком случае, сложно представить.

Линорм почти полностью обвил Сашину ногу, не желая возвращаться домой. Его даже запах еды не прельщал. Или он настолько замерз, что просто грелся о Сашу?

Наконец дверь дачи открылась и по ступенькам к ним сбежал, замирая у калитки, молодой парень лет двадцати. Одет он был непривычно — в синий рабочий комбинезон и кепку. Кажется, такую ткань деним называют.

— Доброе утро, чего из… — парень не закончил, увидев линорма: — а, вы нашего беглеца вернули!

Он открыл калитку:

— Заходите, я Тиль Кросс, злужу у мистера Шульца. Помогаю зо зверинцем.

Парень зашел за край дома и заорал куда-то в заросший деревьями сад:

— Мистер Шульц! Тут Ракера привели.

Линорм как-то странно отреагировал на свою кличку, точнее никак — Кросс, извинившись, сам потащил линорма в фургон.

— Зейчас господин Шульц подойдет, вы с ним зами все обговорите, а мне Ракера надо покормить и согреть.

Светлана все пыталась понять, что за акцент у Кросса? Он почти чисто говорил по-русски, но все же эти нарочитые «з» вместо «с» смущали.

— Германец? Как ты думаешь? — спросил Саша, рассматривая уже пустой палисад, фургон и голые деревья. Больше тут осматривать было нечего. Из фургона то и дело доносились странные звуки, словно кто-то рыдал. Светлана знала, что такие звуки способна издавать огненная гиена. Она как раз была изображена на стенке фургона.

— Похоже.

— Далеко их занесло…

Шульц, мужчина лет пятидесяти, солидный, седой, могучий, как берендей, фыркнул, выходя из-за угла дома:

— И ничего не далеко. И дальше бывали в поисках волшебных существ. — Он говорил чисто, словно всю жизнь прожил в России. Он подошел ближе: —