Аккорды смерти в ля мажоре - Елена Бриолле

Сейчас он чувствовал себя так, будто потолок спускался ему на плечи и придавливал к земле. Если Дюрок выживет, он сделает всё от него зависящее, чтобы дядя им гордился. И пусть для этого снова нужно будет сесть за счёты.

Операция длилась бесконечно долго.

Ленуар вспомнил, как улыбался ему Дюрок, когда он сдал свой первый экзамен, как гордился им, когда он сдал первый отчёт банковского инспектора.

«У тебя есть дар – ты умеешь анализировать, но самое главное, ты умеешь синтезировать информацию, такие выводы, на которые у большинства не хватает интеллектуальных способностей и смелости», – говорил дядя. Ленуар ещё раз осознал, что без Дюрока он из цветущего дерева превратится в сухой и больной ствол, потому что лишится своих корней. Эта мысль была невыносима. И сидеть здесь, ожидая результата операции, становилось невмочь. Ленуар с трудом поднялся и тяжёлыми шагами направился к их автомобилю.

Если в дядю стреляли, потому что хотели ограбить, то нельзя просто так оставлять всё купленное на аукционе без присмотра, иначе если дядя умрёт, его смерть будет бессмысленной.

На улице почти никого не было. Ленуар приоткрыл накидку – всё оставалось на своих местах: драгоценности, платья, туфли, ноты, пианино… Ленуар взял ноты и пролистал их. У Изольды Понс был очень крупный почерк, свойственный артистическим натурам, со множеством завитков. Таким писали влюблённые в искусство и в себя. В основном заметки носили чисто технический характер: певица отмечала диезы, добавляла по-итальянски или по-немецки allegro или andante, anschewekkend или bewegt. Только на одном из листов было помечено: «Nicht Ross, nicht Reisige sichern die steile Höh». Что это за слова? Часть стихотворения из Гёте или Шиллера? Ленуару казалось, что он их знал, но никак не мог вспомнить откуда.

Его взгляд остановился на пианино. Он нажал на клавишу, и слабый звук нарушил вечернюю тишину. Это действительно была нота «до». Неужели такие маленькие пианино тоже можно настраивать? Ленуар вытащил из кармана метр и измерил инструмент. Тот же! Тот же размер, что и у Шмида в квартире, да и ножки той же формы. Значит ли это, что Шмид настраивал пианино для Изольды незадолго до её поездки в Анже? Или у него было такое же? Нет, навряд ли. Ему ведь не нужно было распеваться. Связано ли их самоубийство через этот инструмент?

Ленуар аккуратно перевернул пианино. С виду – обыкновенная, мастерски выполненная миниатюра. Но что-то в форме инструмента было не так. Или Ленуар просто давно не играл и не видел современных клавишных инструментов? Сыщик вздохнул, хотел поставить пианино на место, но не выдержал, вытащил из кармана связку ключей и один из железных стержней использовал как отвёртку: быстро раскрутил четыре шурупа, на которых держалась крышка пианино.

От того, что он увидел внутри, у него пробежала по спине струйка холодного пота. Теперь становилось ясно, почему Изольда Понс везде брала с собой своё пианино… Габриэль Ленуар обернулся – никого. Он быстро прикрутил крышку обратно и вернул пианино на место.

– Можете переставить мой автомобиль во двор госпиталя? – спросил он у сторожа с рыжими усами. – Где у вас здесь телефоны? Мне нужно срочно телефонировать в полицейский участок.

Сторож помог открыть ворота во двор, но на просьбу о телефоне только развёл руками.

Когда Ленуар вернулся в здание госпиталя, его позвали в палату.

Операция закончилась. Ленуар вошёл в палату, и у него перехватило дыхание. Дюрок лежал перебинтованный на койке и не двигался. Доктор сказал:

– Теперь только ждать. Пулю я вытащил. Лёгкие не задеты, но есть риск заражения. Утром будет всё ясно. Держитесь, вашему дяде сейчас очень важна поддержка близких.

Ленуар опустился на стул рядом с кроватью. Лицо Дюрока не двигалось, и казалось, что дядя почти не дышал. Ленуар взял его за руку, пощупал пульс. Сердце продолжает стучать – значит, надежда ещё есть.

В палате лежали другие люди, но Ленуар больше никого не замечал. Пахло хлоркой и лекарствами. Где-то рядом стонали. А может, это ныло сердце сыщика? «Пулю вытащили, но есть риск заражения. Не бросай меня, дядя. Я всё ещё твой мальчик, Габриэль. Сколько бы мне ни было лет, я не готов тебя отпустить».

Ленуар подумал, какие обычно тёплые, горячие руки были у дяди и какие они сейчас холодные и чужие. Он накрыл Дюрока покрывалом и снова сел рядом и закрыл глаза. Его руки нащупывали пульс дяди. Ленуар словно погрузился в ритмичный транс. «Тук-тук-тук тук», – еле слышно стучало сердце его родного человека. «Тук-тук-тук-тук», – отвечало его собственное сердце в унисон. Их обоих окутывала тьма, но этот стук не давал ей проникнуть и поглотить их изнутри. Ленуар глубоко дышал и постепенно сливался с этим звуком.

Утром его разбудил медбрат.

– Состояние вашего дяди стабильно. Вы можете идти, мы за ним присмотрим.

– Нет. Я не могу его оставить одного, – ответил Ленуар. – Его хотели вчера убить. Здесь ему угрожает опасность. Прошу, не говорите ничего журналистам о состоянии господина Дюрока. Я прикажу перевезти его в другое место. Главное, чтобы всё осталось в тайне.

Ленуар отдал необходимые инструкции и спустился к автомобилю.

Он огляделся. Никого не было. Ворота госпиталя были закрыты так же, как и вчера вечером. Но пианино Изольды Понс исчезло. На его месте белела записка: «За трон». Почерк был грубый. Видно, что писал человек, не привыкший шутить.

Ленуар подошёл к сторожевой будке, но там сидел другой сторож.

– Вы давно приняли смену? – спросил Ленуар.

– Я ещё не сдал свою смену. У нас смена только через час. Я здесь со вчерашнего утра.

– А другого сторожа у вас нет? Рыжего?

– Никак нет, господин. Никогда у нас рыжих сторожей не водилось.

– Где телефон?!

– Давайте сейчас вас туда проведу. Отчего же не провести…

26. Схоронили

Париж, 28 июня 1912 года, пятница

– Я слышал о том, что произошло с вашим дядей, Ленуар. – Луи Лепин, префект парижской префектуры полиции, ходил по своему кабинету, удерживая руки за спиной. – Сочувствую. Нужно ли обеспечить ему дополнительную охрану? Я могу приставить к его палате жандармов.

– Нет, спасибо, я уже позаботился о безопасности дяди.

Лепин вскинул бровь.

– Его перевезли в самое охраняемое место в Париже, – продолжил Ленуар.

Лепин вскинул вторую бровь и закивал в ответ.

– Что ж… Надеюсь, что не в тюрьму! Я велел пока не писать о том, что Леон Дюрок выжил после