Занавес памяти - Татьяна Юрьевна Степанова

– Он тебе признался в убийстве – потому и виновен? – спросил Гектор.

– Он мне написал чистосердечное признание.

– Под твою диктовку? – Гектор смотрел на него.

– Он малолетка. Я его пальцем не трогал. Если это ты имеешь в виду. – Буланов выпустил дым и в сторону Гектора. – Знаем обхождение с лицами, не достигшими возраста наступления уголовной ответственности. Все по закону. Комар носа не подточит. А про тебя слухи, полковник Гектор… Троянец, хуже в органах витали. Пускал в расход ты разную шваль, террористов-бородачей беспощадно. Не церемонился.

– Он воин, а не палач! – воскликнул молча слушавший «пререкания» Полосатик-Блистанов. – Не смейте его оскорблять. Ну больной вы, инвалид, но совесть тоже поимейте!

– Не палач он! Ох, умора! – расхохотался, брызгая слюной, заикаясь на каждой букве, Буланов. – Небось, когда инфу выбивал из бородачей, вешал их на сук за ноги, словно я своих кролей!

– Гек, пошли отсюда! – резко бросила разгневанная Катя. – Чао! Будьте здоровы, Буланов, не кашляйте.

– Погоди… Катя, постой. – Гектор поймал ее за руку, крепко сжал. – Спокойствие, только спокойствие. Мы еще с майором не закончили. А разговор крайне интересный, хотя эмоциональный.

– Ты за сведениями по елисеевскому делу ко мне из Москвы приперся неспроста, полковник. Стерпишь и мои резкие эскапады, – хмыкнул Буланов и прикурил новую сигарету. – Я на пенсии, инвалид, живу в Кукуеве и от соседей и прочих добропорядочных законопослушных граждан тоже дерьмо глотаю. Не подох, дышу, а они на меня, еще живого, словно муравьи на труп медвежий сползаются, жалят. Наплетут и вам про меня разного говна. А если гикнусь, никто и бровью не поведет. Свыкся я с реалом.

– Ясно. Жесть, – кивнул Гектор. – Ответь на вопрос: тело Елисеева пролежало во дворе немало времени вроде. А мальчик… его на дороге случайно нашли два уркагана бывших. Где он бродил столько времени?

– Да в лесу ховался со страха, – ответил Буланов. – Натворил и шарахался от людей.

– Про дом голубой с резными наличниками он тогда на твоих допросах не упоминал? Не в нем он прятался?

– Какой еще, на хрен, голубой дом?

– А некая гражданка Харитова по прозвищу Улита… она вроде что-то обнаружила на месте убийства, тоже по слухам. Возможно, важное, а? – Гектор спрашивал спокойно, неторопливо.

– Улитка трупешник обгорелый нашла и обоссалась со страха! – хмыкнул Буланов. – Мне про нее бывший участковый Милонопоклонов разную чушь тогда болтал.

– А именно?

– Я не вникал. Я убийство раскрывал. Я пахал тогда сутками. А Улитка, хоть и пыхтела дважды на нарах по мелким статьям, к убийству абсолютно непричастная. Полковник, Троянец… да не деревенские лохи мы в Кукуеве, усек? Помимо чистосердечного признания Волчонка имелись у нас еще веские доказательства его неоспоримой вины. Вещественные. Убойные улики!

– Его отпечатки на канистре с горючкой? – уточнил Гектор.

– Во! Точно! И еще – самое главное – кровь его папаши. Он ею весь перемазан был. Группа крови полностью совпала.

– А ДНК?

– Да пошел ты. – Буланов швырнул окурок под ноги Гектора. – Умный шибко, да? Ливень тогда хлестал в те дни, пацан вымок. Хотя следов крови на нем полно осталось. Ты профи, сам знаешь все насчет влаги и ДНК. А группа крови совпала. Какие еще доказательства нужны? Пальчики, кровь и основное – чистосердечное признание. Царица доказательств!

– А уголовное дело при наличии серьезных улик почему длилось год? – Катя с великим усилием справлялась с гневом, не собираясь прощать даже инвалиду-инсультнику и бывшему коллеге оскорбления в адрес мужа. Но надо, надо, надо спрашивать Буланова о главном! Гектор уголовно-процессуальные тонкости знает не слишком хорошо.

– Зампрокурорша мне палки в колеса ставила, – ответил Буланов и вновь вытер мокрый от натекшей слюны подбородок.

– Гурмыжская? – спросила Катя.

– Она. – Тон Буланова внезапно стал иным. И Катя не смогла оценить перемену: нечто сложное, вдобавок замутненное нечленораздельной речью больного – вызов, раздражение… но и печаль.

– А на каком основании дело прекратили? – не отступала Катя. На ее взгляд, и выражение лица Алексея Буланова другое сейчас – не прежнее злое, но и не смягчившееся. Странное!

– Дело читайте, если доберетесь до него. Сами узнаете, – отрезал Буланов.

– Мы непременно изучим уголовное дело, – пообещала Катя. – В местном продуктовом магазине трудится продавцом парень – почти ровесник Серафима. У него особая примета – шрам во всю щеку. Кто он? И где поранился?

– Ишхан не продавец, он управляющий менеджер. На должность его Таранян назначил, магазин ему принадлежит. Ишхан, по слухам, ему дальняя родня на седьмой воде. Он когда-то пацаном в Тарусе в школе учился. Но он не одноклассник Волчонка, тех я всех помню, лично допрашивал. Они пацаны тарусские, ни хрена про Кукуев не знали. А Ишхана Таранян к родне армянской назад сплавил. Появился он в городе недавно и сразу магазином начал командовать. Торговать. Морду ему располосовали где-то у них… У Арарата. Полковник! Троянец… тебе ж лучше моего ведомы их кавказские выкрутасы. Слово за слово – и поножовщина.

Они внезапно услышали шорох, треснула сломанная ветка. Гектор нагнулся, поднял с земли обрубок полена и, размахнувшись, закинул его далеко в заросли кустов и яблонь.

Тень… Черная байкерская куртка мелькнула среди пожелтевших листьев. Приглушенный возглас, быстрые шаги прочь.

– Он нас подслушивал. – Буланов с усилием поднялся. – Эй, гаденыш! Я тебя насквозь секу, рентгеном! Меня ты не обманешь. Я за тобой еще тогда хотел быть смотрящим по жизни. Но болезнь чертова меня подкосила. Случится беда в Кукуеве – значит, ты за старое взялся!

Он потрясал стиснутыми кулаками.

– С кем вы связались? – бросил он Кате, Гектору и Блистанову. – Зачем народу книга про законченного подонка? Других тем нет?

– Почему? Есть. Например, тема про вас – честного, не бравшего взяток и мзды майора уголовного розыска, раскрывшего сложное убийство по горячим следам, – ответила ему за всех Катя.

– И меня в своей будущей книжонке отметишь? – ухмыльнулся горько Алексей Буланов. – Дарю тогда тебе бесплатно мое нынешнее кукуевское прозвище – Кроликовод. «Что в имени тебе моем? Оно на памятном листке оставит мертвый след, подобный надписи надгробной…» Вся сучья кукуевская благодарность мне, полицейскому, за охрану их жизней, имущества, их мещанского благополучия отразилась в кличке.

– Запомним, – за Катю невозмутимо ответил Гектор. – Последний вопрос к тебе, майор. Тушки кроликов вроде с головами на рынке продают. А ты зверюшку расчленил зачем-то. – Гектор указал глазами на маленькую кроличью башку с ушами, валявшуюся у колоды.

– Я себе на суп. Рагу из кроля. По-французски, – ответил Буланов.

Он наклонился, пошарил за колодой. За ней приткнулась в траве старенькая магнитола. Над местом кроличьей казни внезапно громко зазвучала ламбада. Алексей Буланов встал