Занавес памяти - Татьяна Юрьевна Степанова

– Полковник Гектор Борщов?

Катю при вопросе Буланова поразили две вещи: осведомлялся он о ее муже, но пристально глядел на Симуру. И тот тоже уставился на опера Буланова – бледный, явно ошеломленный встречей через одиннадцать лет. Никаких сомнений: общаясь в прошлом с одиннадцатилетним Серафимом Елисеевым, опер Буланов моментально узнал его в возмужавшем и, несомненно, изменившемся с течением времени Симуре. Кроме сего парадокса Катю не просто удивила, ужаснула манера речи самого Буланова: он вещал с усилием, нечленораздельно, глотая слога, и из уголка рта его тянулась нить слюны. Катя затруднилась навскидку определить его возраст – сутулый, исхудавший, полуседой человек стоял перед ними.

– Он самый, – ответил Буланову Гектор. – Ранение? Контузия?

– Инсульт, мать его… – Буланов выругался трехэтажным матом, не стесняясь даже Кати, полностью игнорируя ее. – А о тебе, полковник Борщов, я слыхал. Еще когда в розыске пахал. Значит, жена твоя, журналистка, книжицу собирается про него сочинить? – Он ткнул окровавленным пальцем в сторону Симуры. – Привет, Серафим. Давно не виделись. Не убил он еще кого-то?

– Нет. – Катя напрягала слух, чтобы разобрать бормотание не отошедшего от паралича Буланова. – Он настаивает на своей невиновности. Мы с мужем помогаем ему докопаться до правды. И капитан полиции Арсений Блистанов из Подмосковья, – она представила Полосатика, – тоже заинтересован в установлении истины по делу.

– Еще один коллега? – прохрипел Буланов. – А ты почему не по форме? Разгильдяй разгильдяем в своем барахле модном. Нос воротишь от моих кролей? Тебе мой забой мелкого домашнего скота не по вкусу? Подивись на меня, капитан. Меня по болезни из-за инсульта из органов выперли, пенсия у меня – ложись и помирай. На работу кто возьмет инвалида? А кроли – мой хлеб, мой заработок сейчас. Если бы не кроли, я бы с голоду подох. Честно я вкалывал: взяток не брал, ничего не накопил за восемнадцать лет беспорочной службы. С Подмосковья ты ко мне вместе с самим знаменитым полковником Гектором Борщовым явился в Кукуев… Неспроста ведь? Зацепили его на чем-то крупном? – И он вновь ткнул окровавленным пальцем в Симуру.

– Никого мы не цепляли. Я сейчас в отпуске, и это дело частное, они просто мои друзья, – спокойно ответил Буланову Арсений Блистанов. – А «кроли» ваш деревенский доход. Сами разводите их, сами… живодерствуете!

– Да пошел ты, чистоплюй! – Буланов, брызгая слюной, заикаясь, вновь изрыгнул мат. – Ты веган, да? Я подобных тебе в органах насквозь видел. Мамкины сынки… Одно название – полицейские. А Елисеев… – Буланов повернулся к Симуре. И швырнул наполовину ободранного кролика на колоду. – Ты чего зенки на меня пялишь? Ишь ты, вырос, высокий вымахал… Гладкий, ухоженный, весь из себя… Байкер? Морда сытая, красивая. Любуешься на меня, убогого паралитика?

– Мне жаль, что вы больны сейчас, – тихо произнес Симура.

– Лепи горбатого, жалко ему меня! Ты мне, цыганское отродье, небось сам наворожил паралич. – Буланов саркастически усмехнулся и вытер мокрый от слюны подбородок. – Околдовал меня, Волчонок? Отомстил мне?

– Буланов, мы в состоянии поговорить нормально? – бросил ему Гектор. – Или продолжим пререкаться?

– С тобой, Борщов, потолкую. Жена твоя пусть слушает молчком. Не бабьего ума дело. Книжку она вознамерилась писать! Ишь ты! – ухмыльнулся зло Буланов. – А Серафим пошел на… Посторожи калитку мою снаружи, Волчонок! Брысь!

Симура пошел прочь, скрылся за яблоневыми деревьями и кустами. Катя пожалела: зачем они затащили его на «кроличью ферму ужасов»?

– Серафим уверяет нас в своей полной невиновности в убийстве отца! – выпалила она, решив со своей стороны проигнорировать грубость бывшего коллеги про «бабий ум».

– А вы повелись? Полковник Борщов, и ты? Ты ж известный профи – волкодав, а он Волчонок бешеный. Неужто не чуешь, кто перед тобой за интеллигентной миловидной личиной скрыт? – Опер Буланов заковылял к чурбаку. Двигался он боком, по-крабьи, но довольно шустро. Выдернул топор из чурбака.

Гектор шагнул вперед. Буланов швырнул топор на траву, сам же опустился на чурбак, достал из кармана пачку сигарет и зажигалку. Жадно закурил.

– Я ж то дело одиннадцать лет назад раскрыл по горячим следам. – Он выпустил дым из ноздрей. – А ты, полковник, со своим капитаном-шестеркой теперь копать под меня явился?

– Зачем мне под тебя копать? На кой черт ты мне сдался? – светло улыбнулся ему Гектор. – Напротив, приехал я из столицы тебя послушать, майор. Похвались былыми подвигами.

– Он убил родного папашу. – Буланов демонстративно пустил дым в сторону Кати. – Дело читали? Способы разные использовал. Долбил, колол, протыкал, резал, жег. Кончал. Я труп увидал во дворе их чертовой хаты – и вот здесь у меня, – Буланов ткнул себя в грудь, – все закаменело. Подумал, никакой пощады ублюдку мелкому. Нелюдем он родился, и сейчас, уверяю вас, внутри он тот же самый. Вам он чего-то наплел… А я его и тогда, и сейчас насквозь… Вернулся он в Кукуев – жди новой беды.

– Но в вашем городке имелись прочие фигуранты, способные на убийство Елисеева, – вмешалась Катя, вновь не обращая внимания на вызывающее пренебрежение, излучаемое в ее адрес Булановым. Он же больной, неадекватный человек, психика его после инсульта травмирована. – Например, его жена Аксинья, не желавшая развода, его теща Раиса Бодаева, в прошлом его любовница, компаньон Тигран Таранян, вроде получивший максимальную материальную выгоду от его смерти. Некая Евдоха, жестоко избитая Елисеевым. И список можно продолжить…

– Я их всех проверял, дорогуша, – хмыкнул Буланов. – За дурака меня держишь? Я их всех под лупой тогда разглядывал. Ближайшие родственники в подобных преступлениях всегда в числе главных подозреваемых. Азбука сыска! Теща Елисеева, бабка Серафима, – законченная стерва. Сквалыга и лгунья. Она много лет Елисеевым сама вертела, когда они сожительствовали. Женить его на себе пыталась. Прибрать к рукам все его капиталы. Да ее чуть удар не хватил от злости, когда Елисеев вместо их долгожданной свадьбы в загс повел ее доченьку, уже на шестом месяце! Они ж тогда оба – жених и невеста – всерьез ее опасались. Мести ее ревнивой – еще подсыплет отравы в шампанское им за свадебным столом. Оттого и на торжество не позвали. И несколько лет с ней вообще не общались семейно… Лишь на фирме, в цеху, Елисеев с ней контактировал вынужденно. А дочка ее Аксинья в конце их супружества на Елисеева вообще с ножом кухонным бросалась. Едва не порезала его. Я их через сито обеих просеивал. И Тиграшу… Тараньку Носатого – сволочь он редкая, буржуй. И Евдоху-стукачку проверял, и других. Но правда одна – Елисеева… Генку-цыгана прикончил его же выродок. Сынок