Искатель, 2004 №11 - Сергей Юрьевич Борисов

— Вы и это знаете.

— Да, я знаю о вас многое. Да и вы обо мне немало наслышаны.

— Хоть это утешает. Вот только лицо…

Фраза осталась без продолжения.

— Стойте спокойно, капитан! — Молодому человеку не понравилось мое поведение. — И отойдите к двери, иначе нам придется повторить все сначала. Мне не хотелось бы, чтобы нам мешали спецназовцы или кто-то еще, кто захочет влезть вместо вас в квартиру.

Револьвер в его руке качнулся, однако направлен он был не в меня, а в него самого. Я покорно отступил на исходную позицию.

— Теперь продолжим, — он опустил оружие. — Я не назвал вам дату, капитан, что ж, теперь я сделаю это с большей охотой. Но прежде… — Быстрый взгляд в окно. К дому подъезжала машина муниципальных стражей порядка; мне лишь был слышен вой ее сирены. Внезапно звук оборвался, послышались резкие голоса, отдающие приказы освободить площадку перед домом. — Прежде я хотел напомнить вам кое-что.

Он снова замолчал, но на сей раз не стал выглядывать. Новый, резко оборвавшийся вой — видимо, приехала карета «скорой». Буханье дверей, чей-то голос, произнесший мою фамилию и сообщивший, что «он еще там». Хлопнула входная дверь «меблирашки», с лестницы едва слышно доносилось шарканье многочисленных поднимавшихся ног. Все затихло на нашем этаже. Но на улице возня еще продолжалась; судя по выкрикам, под окном растягивали брезент.

Молодой человек присел на краешек подоконника и сообщил мне:

— Быстро добрались. Что ж, придется говорить в их присутствии. Надеюсь, своей возней они не помешают нашей беседе.

Кажется, он совсем забыл о своих первоначальных намерениях. Повернувшись ко мне, молодой человек произнес, задумчиво помахивая револьвером:

— Знаете, перед тем как я назову вам время и место, я хотел бы сделать вот еще что. Я напомню вам кое-что из вашей жизни, и после мы оба бросим наш металлический хлам вон в тот угол, — он указал дулом в сторону узкой кровати. Я было дернулся, но револьвер оказался тотчас же направленным на меня. — Так как, капитан?

Не представляю, откуда ему стало известно о револьвере. Если не предположить только, что он слышал мой с патрульным разговор на лестнице. И все же ощущение на редкость неприятное, точно он видел меня насквозь. Я помолчал, но произнес:

— Извольте.

Нет, одним из моих «знакомых» по работе он вряд ли был. Если только не пластическая операция. Но лицо узнать совершенно невозможно.

— Очень хорошо. Отправимся в прошлое. Недалеко, всего-то на тридцать шесть лет. И ходить-то далеко не надо, все случившееся произошло в этом городке, в доме номер шесть по Аптекарскому переулку, в квартире… может, номер квартиры вы скажете сами?

Я молчал.

— Не хотите — как хотите. Номер сорок три, это на последнем, пятом, этаже дома. Подле входной двери в квартиру — лестница на чердак. Обычно люк был лишен замка, и потому долгое время чердак был тайным убежищем вашего старшего брата, а затем и вашей тайной. Вам тогда было семь лет, нет, еще шесть, когда вы впервые побывали в его «апартаментах» — уж так получилось — вместе с матерью: она догадалась о месте пребывания вашего старшего брата…

Молодой человек снова замолчал, затем заговорщицки улыбнулся и, посматривая то в окно, то на меня, продолжил:

— Конечно, речь у нас пойдет не об этом случае. Я использую его лишь для того, чтобы вы мне поверили, прониклись доверием к последующим моим словам. Впрочем, по вашему лицу я вижу, что вы не собираетесь мне возражать.

Я с трудом взял себя в руки.

— Не собираюсь. Хотел бы я только знать, от кого вам все это стало известно.

— От вас, разумеется, — небрежно, как бы отмахиваясь, произнес он и, не дав мне и слова вымолвить, продолжил: — Теперь непосредственно о случае, прелюдия к которому только что прозвучала. Оставим же ее в стороне, это не слишком приятная тема для беседы. Ссора с матерью, предательство брата, вернее, наоборот, но результат один — разлад в семье… Какое сейчас имеет значение, что за чем последовало? Вот именно, слушайте дальше. — Он явно наслаждался выбранной для себя ролью, мне же невыносимо захотелось заткнуть ему хотя бы на мгновение рот и уйти, хлопнув со всей силы дверью. — Так или иначе, но вы почувствовали себя несчастным, всеми брошенным ребенком, до которого никому и никогда не будет дела. Ну и так далее… — Он уже обращался не ко мне, а к некоей воображаемой аудитории, точно адвокат в зале суда. — Ведь сколько вам было, всего-то без двух месяцев семь. Короче, вы стащили из темной комнаты коробку спичек, соскребли головки в стакан и, залив водой, выпили… Мне думается, это случилось не без влияния Гарина-Михайловского, «Детство Тёмы», если не ошибаюсь.

— Я тогда не умел читать, — холодно ответствовал я молодому человеку. Это его явно разочаровало.

— Ну что ж, можно представить, что ваш почин был совершенно самостоятельным. После этого были, конечно, ахи-охи, вызвали доктора, он прописал вам некое успокоительное, поскольку вся эта гадость так и осталась на дне стакана. На прощание сей Гиппократ заметил, что вы просто излишне возбуждены и вообще являете собой пример чрезвычайно нервного и издерганного ребенка. Ну да и понятно, с отцом вам не повезло…

— Может быть, хватит, — я скорее не произнес, выкрикнул эти слова.

Молодой человек несколько смутился, замолчал, однако через секунду-другую его замешательство прошло и он снова улыбнулся, демонстрируя мне молочно-белые зубы и разглядывая не без некоторого удовольствия мое потемневшее от плохо сдерживаемого гнева лицо.

— Вы совсем не в форме, капитан, — ровным голосом произнес он. — Раньше вы были куда как сдержаннее и уравновешеннее. Право же, тогда столь же легко подцепить вас было просто невозможно. Я как чувствовал, что настала пора освободиться от начиненных взрывчатыми веществами железок, особенно от той, что у вас за спиною.

Я столь явственно вздрогнул, что молодой человек пришел в истинное веселье и хлопнул себя по колену свободной рукой.

— Да, годы уже не те. Неприятности подкосили вас, капитан. Жаль, что все так получилось, право же, мне искренне жаль. Нет, я не о вашем далеком прошлом говорю, а о совсем недавнем. Ну, хорошо-хорошо, не буду.

Он поднял левую руку, пустой ладонью повернутую ко мне, как бы подтверждая отсутствие у него дурных намерений. Я продолжал молча наблюдать за его действиями. Молодой человек отвел глаза и, бросив мимолетный взгляд в окно, уселся поудобнее на подоконнике и положил