Посох епископа - Наталья Николаевна Александрова

Лицо было по-прежнему серое и опухшее, на лбу выступили крупные капли пота, дыхание было слабым и неровным, но страшнее всего были ее глаза. Они были полузакрыты, и в узком просвете между припухшими веками виднелись слепые полоски белков, покрытые красными прожилками.

Я здорово испугалась. Может, она уже умерла?

На всякий случай окликнула ее, боязливо подойдя к дивану:

— Эй, ты как? Ты жива?

Конечно, Алена не ответила, не было даже каких-то признаков, что она услышала меня.

Что я буду делать, если она и правда умерла или умрет в ближайшее время?

Но нет, пока она подавала слабые признаки жизни, пока она дышала, хотя неровно и неглубоко, и пересохшие растрескавшиеся губы едва заметно шевелились, как будто Алена пытается что-то сказать, — но долго ли она протянет?

Я принесла те лекарства, которые были перечислены в ее записке, и могла их вколоть ей, но что, если они ей не помогут? Что, если ей станет от них еще хуже? Хотя куда уж хуже…

Что, если… я боялась додумать до конца эту мысль… что, если после укола она умрет?

Я стояла перед ней в полной растерянности, не в силах на что-то решиться.

А Алена дышала все реже и реже…

Ну не могу же я равнодушно смотреть, как она умирает! Нет, надо рискнуть. Если не поможет, вызову «скорую» и уйду, оставив дверь открытой. Успеют они — хорошо, не успеют — стало быть, такое Аленино счастье.

Я собрала волю в кулак и начала действовать.

Год назад меня отправили с работы на курсы первой медицинской помощи. Не знаю, зачем они кому-то понадобились, но сверху спустили распоряжение послать туда одного человека, а поскольку я у них была на побегушках, поскольку мною затыкали все дыры, то меня и послали на эти курсы. Начальник еще сказал, что без такого сотрудника, как я, фирма месяц спокойно обойдется.

Но это он так просто, вообще-то он мужик не вредный.

На курсах меня научили перевязывать раны, накладывать жгуты и делать уколы.

Честно говоря, я не думала, что мне это когда-нибудь понадобится, но вот понадобилось…

Как говорила бабушка, все в жизни может пригодиться, лишние знания никогда не помешают.

Я достала из упаковки одноразовый шприц, открыла флакон с физиологическим раствором, смешала с ним препараты, которые купила в аптеке, и наполнила шприц.

На мгновение снова задумалась.

Что, если я убью Алену этой инъекцией?

Я не врач и не фармацевт и понятия не имею, как эти препараты действуют на человека.

Но Алена таяла на моих глазах. Буквально с каждой секундой жизнь уходила из нее…

Не знаю, убьет ли ее инъекция, но сейчас я убиваю ее своей нерешительностью…

Я освободила небольшой участок бледной влажной кожи на ее бедре, тщательно протерла это место спиртом, ввела иглу и нажала на поршень.

При этом невольно порадовалась, что не нужно делать внутривенный укол, — с ним бы я точно сейчас не справилась.

Я и на курсах с трудом справлялась с внутривенными инъекциями, а сейчас у меня к тому же дрожали руки, так что в вену бы я ни за что не попала. И если честно, то уколы я делала всего пару раз — и то не человеку, а коту.

У Ленки Сверчковой как-то заболела кошка, ей некогда было таскать ее в ветеринарную клинику, вот я и колола кошке лекарство, а потом Ленка сама научилась.

На курсах мы тренировались на подушке, и медсестра сказала, что этого достаточно, в бедро трудно промахнуться…

Я ввела Алене полный шприц, вытащила его и стала ждать.

Ну, во всяком случае, она не умерла сразу после укола, — кажется, ей не стало и хуже.

Пару минут она лежала неподвижно, так же редко и слабо дыша, и я подумала уже, что укол ничего не изменил.

Как вдруг она застонала, сжала кулаки, и по ее телу пробежала волна крупной дрожи.

Я испугалась, подумав, что наступила агония.

Но Алена не умерла.

Дрожь прекратилась, она хрипло вскрикнула и вдруг широко открыла глаза.

Сначала ее взгляд был мутным, пустым и бессмысленным, но постепенно он прояснился, она уставилась на меня и едва слышно проговорила:

— Ты?!

Я в ответ спросила:

— Ты как?

Не придумать более идиотского вопроса. Как может ответить на него человек, который был на грани жизни и смерти и только что пришел в себя?

Она и не ответила — но произнесла одно-единственное слово:

— Пить!

Я метнулась на кухню, налила в чашку воды, принесла ей и поднесла к Алениным губам, предварительно подложив ей подушку, чтобы она полусидела.

Алена сделала несколько жадных глотков, гораздо больше пролила на себя, но лицо ее немного прояснилось.

Она прикрыла глаза, сделала несколько глубоких вздохов и снова открыла уже не мутные глаза.

В глазах ее было страдание, и растерянность, и еще что-то, что я не смогла определить.

Губы ее шевелились, как будто она что-то хотела сказать, и с большим трудом удерживала рвущиеся из глубины души слова, с большим трудом загоняла их внутрь.

— Кто это сделал с тобой? — спросила я с невольным сочувствием.

В глазах ее промелькнула настоящая паника. Губы снова шевельнулись, она прикусила нижнюю губу, словно пыталась помешать рвущимся из груди словам, — но слова оказались сильнее, она не смогла их остановить.

И вот что еще меня удивило.

Только что она едва дышала, была на грани жизни и смерти, а сейчас, хотя по-прежнему была еще слаба, не могла подняться и едва шевелилась, речь ее с каждой минутой становилась все более уверенной, все более отчетливой. Поначалу она еще запиналась и сбивалась на каждом слове, но постепенно слова полились сплошным потоком, который она не могла остановить.

Мне оставалось только слушать Алену, иногда своевременными репликами направляя течение ее монолога.

— Так кто это сделал?

— Это… это он… это Глеб…

— Тот, кто… тот, кто лежит в багажнике? — осмелилась я.

— Да, это он…

— Но как это возможно? Ведь он мертв! Я видела его труп! И что он сделал с тобой?

И снова Алена попыталась справиться со словами, задержать их — и снова не смогла, слова как будто сами срывались с ее губ, ее будто распирало от них.

Она заговорила словно против воли:

— Он вколол мне вещество «Х»…

— Что?! Что еще за вещество?

— Это особый препарат, «сыворотка правды», только гораздо сильнее. Он вколол его, чтобы узнать, где ключ. Я успела застрелить его, прежде чем сыворотка начала действовать, а потом… потом ничего не помню. Потом ты пришла…

Я слушала ее с изумлением.

Мне приходилось слышать