Искатель, 2004 №12 - Керен Певзнер

Художника в сопровождении полицейских препроводили в его мастерскую на Кайзерсграхт. Туда же были доставлены холст, краски… Получив все необходимое, Ван Мегерен начал писать последнего своего «Вермеера» — «Христос среди учителей». Он торопился, присутствие соглядатаев стесняло, поэтому картина получилась не такой безупречной, как предшественницы. И все же искусствоведы вынуждены были признать, что написана она рукой человека, способного создавать шедевры. А криминалисты между тем, воспользовавшись рентгеном и применив микрохимический анализ, пришли к выводу, что все появившиеся в 30-е годы картины Вермеера — подделки!

Судебное разбирательство растянулось на две недели. Лишь 12 ноября был оглашен приговор. Обвинение в пособничестве гитлеровцам с Яна Ван Мегерена было снято. Его место заняло обвинение в мошенничестве. Суд приговорил Ван Мегерена к одному году тюрьмы и обязал вернуть деньги обманутым покупателям его фальшивок.

— Да где же мне взять столько? — вскричал художник.

Столько у него и впрямь не было, так что пришлось Яну Ван Мегерену объявить себя банкротом.

26 ноября Ван Мегерен был переведен из тюрьмы в больницу «Валериум» в связи с резко ухудшившимся самочувствием. На следующий день заключенный написал просьбу о помиловании на имя королевы. Дождаться высочайшего решения своей судьбы он не успел: 30 декабря Ян Ван Мегерен скончался от сердечного приступа.

Через три года состоялся аукцион, на котором были выставлены полотна величайшего фальсификатора в истории живописи. «Христос среди учителей» был продан за 3 тысячи гульденов покупателю, пожелавшему остаться неизвестным. Это весьма огорчило представителей музея криминалистики, желавших приобрести экспонат для своей коллекции, но не располагавших достаточными средствами, чтобы победить на торгах. Оказалось, нынче не только подлинники, но и фальшивки стоят дорого…

Вадим КИРПИЧЕВ

ТРУДНО БЫТЬ РЭБОЙ

Жатвы много, а делателей мало…

Иисус Христос

«Будем как боги», — рекли они, и достали мечи зоряные, и принялись убивать за други своя. Тогда не стало ночи, как не было края тому душегубству, а звезды дневные спустились к безумным и запутались в волосах их. Когда же стали они как боги и не было сил убивать, так открылась четвертая печать, сомкнулись круги времен и с кровавым светом, заполыхавшим на западе, черная стена поднялась до небес с востока, и никто не мог одолеть той стены. Тогда люди-боги сами вошли в черную стену, и не сыскать было с той поры их следов вовек.

«Он утащил за собой в преисподнюю больше, чем страну. Он умудрился спереть Будущее».

Из сатирической эпитафии Цурэна «На могилу сиятельного вора Рэбы»

ГЛАВА 1

Привычно и умело скрывая за деланным испугом торжество, дон Рэба любовался благородной, но изрядно побитой физиономией Руматы Эсторского. Пожалуй, перестарались солдатики. Но, надо отдать должное Румате, отведенную ему роль он сыграл с исключительным и только ему присущим достоинством. Браво! Вот только не понял он ничего и, главное, совершенно не понял, какие силы ему противостоят. Это и требовалось узнать. Теперь остается лишь грамотно выйти из смертельно опасного разговора. Каким образом? Неизвестно почему, но при контактах с Мечтателями черти раздирали епископа пускать в ход самые примитивные трюки.

Сладко улыбнувшись, дон Рэба утерся платочком (спасибо великому прогрессору Румате), на миг задумался и оставил платочек в руке. Безделица, казалось бы, тряпица, ерунда, а на самом деле совершенно незаменимая для министра вещь, особенно если он собрался предложить умнику или книгочею помочь властям.

Дон Рэба разливался о своих идеалах, о возможной работе плечом к плечу с Руматой, а платочек держал наготове. Книгочеи и их приспешники — люди, без сомнения, образованные, можно сказать, светочи мысли, друзья мудрости, — но стоит им услышать о сотрудничестве с властью — куда что девается: они начинают себя вести подобно взбесившемуся двугорбому зверю из диких пустынь.

Румата оказался человеком со вкусом.

— Там посмотрим, — только и сказал он, но в удовольствии презрительно скривить губы и всем видом показать «тоже мне сотрудничек выискался» себе не отказал.

Примитивная ловушка захлопнулась. Руматовская гордыня вцепилась в возможность красиво уйти, как нищий в золотую монету. Дубовая, стянутая двумя медными полосами дверь грохнула и, как пробка бутылку, навеки закупорила для ушедшего молодца смысл и результат состоявшегося поединка, в котором каждый пытался заглянуть под маску противника.

Из-за деревянной панели послышался легкий стук, после чего стена медленно поползла в сторону. В темном провале за спиной министра показалась фигура в черном.

— Я насчет адова посланца, господин первый министр.

Голос, был совершенно без интонаций. Мертвый голос.

Приятная улыбка соскользнула с губ дона Рэбы.

— Ответа надо ждать, мерзавец! Да я велю все жилы вытянуть, все кости переломать, клянусь Святым Микой! Вон!

Стена бесшумно вернулась на место. Всесильный министр Арканара ухватил арбалетную стрелу, почесал себя за воротником и принялся расхаживать из угла в угол, обдумывая ситуацию.

Кого ему напомнил Румата? И какое это имеет значение? Догадался ли он, что здесь в действительности происходит?

Острое чувство времени, часто и ошибочно называемое чувством опасности и почти никогда не подводившее первого министра, безжалостно подсказало: это конец.

Все — история закончилась. Он вспомнил презрительное, гневное выражение на лице Руматы, снисходительный кивок его головы, остекленевший взгляд. После таких взглядов долго не живут. А ведь нервишки у благородного дона Руматы ни к черту, дрянь нервишки, нервишки человека, до которого наконец дошло, кто во всем виноват. А как взвился, когда я его призвал к сотрудничеству! Мальчишка! Мечтатель. Сопляк. Ведь не понял он ничего. Наверняка пойдет себе как ни в чем не бывало вновь спасать никчемных друзей-книгочеев, умно рассуждать, в забаву махать мечиками да презрительно кривить аристократическую физию на общую мировую вонючесть. Цена же такого разговора — жизнь. А может быть, и гораздо выше…

Жизнь… Чья жизнь?

Короткая толстая арбалетная стрела, которой дон Рэба почесывал спину, с хрустом переломилась в хрупких на вид пальцах первого министра. Министр по очереди взвесил на руке обломки стрелы: один — с наконечником, второй — с опереньем. Потом оба обломка стрелы полетели в угол.

Опасны, ох опасны, эти хорошо вооруженные Мечтатели, любящие помахать мечиками без последствий. А раз так…

Он звякнул в колокольчик. Дон Рэба был в Арканаре царь и бог. А что ты за бог, если