Искатель, 2004 №12 - Керен Певзнер

был так стар и очень устал… а доносящиеся неизвестно откуда и словно бы отовсюду колокольные звоны вызывали такую необоримую сонную одурь… И вот настал день, когда он окончательно погрузился в сутемные глубины, чтобы более уже не всплывать; залег на мягкий ил утробистой няшы и уснул… уснул… обрастая тенетами тины, покрываясь слоями теплого торфа. И, скорее всего, не проснуться ему никогда, если бы не сегодняшний болезненный хлопок по ушам, а потом, в довершение, — увесистый камень, свалившийся аккурат на голову.

Едва очнувшись от вековечного сна, Мораг сразу понял, что он — последний. Его расе, в отличие от человеков, для общения слова не требовались, а мыслям расстояния не помеха.

Тем не менее, надо полагать, боги не хотели полного исчезновения фоссегримов. А может, это просто удача. Как бы то ни было, стоило ему, пылая злой обидой, всплыть на поверхность, и он сразу обнаружил юницу, вполне подходящую, дабы стать временным вместилищем для его зародышей. Кстати, о юнице…

Мораг плавно вывел жало и велел девушке подниматься. Она подчинилась — хороший признак! Затем, также повинуясь мысленному приказу, вразвалку, спотыкаясь, но все же повлеклась к воде, неуклюже переступая раздутыми, слоновьими ногами, переваливаясь бочкообразным туловом; глаза ее оставались по-прежнему закачены, вот только вылезли из орбит — того и гляди выскочат. Приблизившись к берегу, она без колебаний шагнула во взбаламученную воду и шла, пока ряска зеленым саваном не сомкнулась над ее. головой. Ничего, воздух ей теперь без надобности. Да и чем дышать, когда все внутренние органы скоро превратятся в однородную студенистую массу, потребную для питания сотен личинок, которые он, Мораг, в ней отложил.

Что же, если и далее все ладно пойдет, эти личинки подрастут, окрепнут, и, разорвав материнскую оболочку, множество фоссегримов по новой заселят земные реки, озера, болота. И род Морага не пресечется! А покамест следует уничтожить всякие следы его пребывания на поверхности и заодно упрятать остатки тех двух, что были с юницей, поглубже, под заветную корягу. Там пища дозреет, мясо станет мягким да нежным, как он, Мораг, любит.

Сергей БОРИСОВ

РАБОТА ПОД СТАРИНУ,

ИЛИ ОПРАВДАНИЕ ЯНА ВАН МЕГЕРЕНА

 

СЕДЬМОЙ ШЕДЕВР

Утром 28 октября 1947 года у дверей четвертой палаты городского суда Амстердама собралась огромная толпа. Скромный зал заседаний заведомо не мог вместить всех желающих. Даже если бы внутрь пропускали исключительно журналистов, большинству из них все равно пришлось бы остаться на улице. Их было слишком много, представителей крупнейших газет Европы, слетевшихся к началу сенсационного процесса, как мотыльки на свет.

За исключением работников суда и, разумеется, самого судьи, только многочисленные свидетели, которым предстояло дать показания, могли быть уверены, что им удастся воочию увидеть обвиняемого — Яна Ван Мегере-на. Все остальные тешили себя надеждами, которые рухнули, когда двери распахнулись и толпа рванулась вперед. Люди пыхтели, орудовали локтями, выкрикивали ругательства. Полицейским с большим трудом удалось навести порядок, оттеснив не успевших прорваться в здание на проезжую часть.

Тут бы неудачникам и разойтись, однако никто не спешил занимать свободные столики в ближайших кафе. Люди стояли, переговаривались — и ждали новостей. Они хотели быть если не первыми, то вторыми, кто узнает, каким будет вывод экспертов, какого приговора потребует прокурор, какие доводы в пользу подзащитного приведет адвокат, что скажет в последнем слове подсудимый и, наконец, каким будет вердикт суда, два года занимающегося этим странным, непредсказуемым делом о безмерном тщеславии Яна Ван Мегерена, художника, бросившего вызов времени.

И все же насколько лучше один раз увидеть! Не только подсудимого, но и его последний шедевр — картину «Христос среди учеников». Над ней Ян Ван Мегерен трудился под присмотром полиции. Как и шесть предыдущих, она тоже была совершенна! Не знай искусствоведы истинного положения вещей, они бы наверняка в один голос заявили, что полотно принадлежит кисти выдающегося живописца XVII века Яна Вермеера Делфтского.

ЦЕЛЬ ЖИЗНИ

Нищета порождает алчность. Не всегда, конечно. Но в случае с Яном Ван Мегереном было именно так. Алчность вела его по жизни. А еще — тщеславие. Признания, преклонения перед его талантом он жаждал не меньше, чем денег.

В том, что мальчик щедро одарен Господом, сомнений не было с самого детства Яна Ван Мегерена, родившегося 3 мая 1889 года в голландском городе Девентер. Этого, казалось, не замечал лишь его отец, скромный школьный учитель, измученный заботами о том, как прокормить свое немалое семейство — жену и пятерых детей, из которых Ян был третьим ребенком.

— Рисованием на жизнь не заработаешь, — сурово говорил отец, отбирая у сына бумагу и карандаши.

Родителю мальчик перечить не решался, но чуть погодя бежал к матери. Та до свадьбы увлекалась живописью и знала, какое наслаждение приносит творчество, а потому наперекор мужу покупала сыну новый альбом.

— Из этого ничего не выйдет! — горячился супруг, вновь заставший сына за рисованием и выговаривавший жене. — Зачем попусту тратить время?

— А вдруг…

— Никаких «вдруг»!

Притаившийся за дверью Ян прислушивался к перепалке и давал себе клятву, что станет великим художником. Вот тогда отец поймет, как ошибался!

Шли годы, но отец и не думал отказываться от своего мнения. Правда, по мере взросления сына он уже не так явно проявлял диктаторские замашки. Когда Ян заявил, что будет бесплатно — за учебу — помогать местному живописцу мастеру Кортелингу, тот не стал возражать. Ну, раз бесплатно…

— Настоящее искусство закончилось в XVII веке, — внушал юному помощнику мастер Кортелинг. — Запомни это!

Ян был прилежным учеником, он запомнил. С этой убежденностью Ян Ван Мегерен отправился в Делфт, где поступил в технологический институт, чтобы прослушать курс архитектуры, и продолжил обучение живописи в Школе изящных искусств.

Летом 1911 года он познакомился с Анной де Воохт, которая весной будущего года, забеременев, стала его женой. Денег катастрофически не хватало несмотря на то, что Яну порой удавалось продать какой-нибудь из своих рисунков. О том, чтобы стать архитектором и обрести гарантированный заработок, он не думал, ибо верил в свою звезду, свое предназначение!

В Делфте, на родине художника Яна Вермеера, раз в пять лет проводился конкурс живописи среди студентов. Ван Мегерен решил попытать счастья, рассчитывая с золотой медалью приобрести и какую-никакую известность.

После долгих размышлений он выбрал натуру — интерьер церкви Сен-Лоран в Роттердаме. Сложность модели позволит ему продемонстрировать познания в архитектуре, а переменчивость освещения — прекрасное владение традиционной манерой письма.

Жюри конкурса единодушно