Тринадцать лет тишины - Нина Лорен

самом виду, поэтому я ставлю ее на полку за зеркалом шкафчика, среди множества потертых тюбиков с косметикой, которые выуживаю со дна рюкзака. Простая девушка, которая старается следить за своей внешностью и вовремя получать «полезный алфавит».

Я выбираю «Аддералл» и глотаю его. Немного подумав, принимаю еще одну пилюлю. Если приму больше, меня начнет трясти… Или, как вариант, я просто проглочу весь свой запас.

Для того, что я задумала, нужно быть во всеоружии.

* * *

После тридцати пяти мучительных минут разговора по телефону со страховой компанией я закрываю штраф своей последней еще действующей кредитной картой, скрипнув зубами при виде астрономической суммы на платежке. Зато теперь машина ждет меня на стоянке, и она снова моя. Как бы там ни было. Выглядит драндулет гораздо хуже, чем мне помнится, – но, пока он еще способен передвигаться самостоятельно, по фигу.

Еще через полчаса я паркую свою покореженную тачку у обочины напротив дома Шоу. Особняк выглядит безжизненным, все окна закрыты шторами, но две машины на подъездной дорожке подсказывают, что хозяева все‑таки дома. Что я выпустила из виду при первом визите, так это сложное устройство их дверного звонка: целая система с переговорным механизмом, глазком камеры и, похоже, датчиком движения. Я звоню и звоню, без всякого толку. Не игнорируй меня, лживый козел. Думаешь, если притвориться, что меня тут нет, я уйду? Перехожу на стук (сперва легонько, потом принимаюсь колотить в дверь со всех сил) и вскоре слышу торопливые шаги.

Жаклин Шоу выглядит хрупкой, ее кожа кажется почти прозрачной без макияжа. Она непонимающе моргает набухшими красными веками, и яростная тирада, готовая сорваться с моего языка, сразу куда‑то исчезает.

– Можно войти? – скулю я. Ничуть бы не удивилась, захлопни Жаклин дверь у меня перед носом, но та лишь кивает и отходит в сторону.

При выключенном свете дом напоминает похоронное бюро после окончания рабочего дня. Кажется, все здесь покрыто тонким слоем пыли, который сгладил углы и приглушил цвета. Я замечаю, что со стен пропали картины, оставив после себя едва заметные темные прямоугольники.

– Все в порядке? – интересуется Жаклин, хотя, судя по всему, этот вопрос мне стоило бы задать первой. Ее лицо настолько осунулось, что тени под и без того острыми скулами обратились в темные ущелья.

Не в порядке, вообще‑то. Но прежде чем я успеваю что‑то сказать, сверху доносятся грохот захлопнувшейся двери и гулкие шаги. Секунду спустя в дверном проеме появляется Том Шоу, который выглядит едва ли лучше Жаклин; видимо, стресс начал сказываться и на нем. Но если к Жаклин я испытываю что‑то вроде новорожденного сочувствия, то измятая футболка и мешки под глазами ее мужа приводят меня в ярость.

При виде меня Том безвольно опускает плечи.

– Господи. Лэйни, это ты…

А кого, интересно, он ждал увидеть на своем пороге? Беззаботную Оливию со школьным рюкзачком?

Том трет лицо обеими руками.

– Что‑нибудь… что‑то новое? Если ты… если ты что‑то вспомнила, лучше сразу звони детективу Ортису.

– Ничего я не вспомнила, – сипло признаюсь я. Пружина волнения разворачивается под моими ребрами, заводя гнев. – Но, возможно, настала ваша очередь попытаться.

Жаклин делает шаг ближе. Том вонзает в меня взгляд, исполненный раздражения.

– Что…

– Линден Джейкс! – огрызаюсь я.

Где‑то в стороне Жаклин издает придушенный писк. Глаза Тома Шоу сужаются; назревает буря.

– Я обсудил эту тему с детективом Ортисом, – сообщает он ровным тоном. – И не собираюсь повторяться ради твоего просвещения. Не говоря уже о том, что это вообще не твое дело и тебе не следовало об этом знать.

– Ну, уже поздно, – угрюмо возражаю я.

– Это личное дело, – обрывает меня Том. – Оно касается моей семьи. И моей дочери!

Каждый слог исполняется отдельно, гневным стаккато, а слова «моей» выделяются особым нажимом.

– Значит, вы решили, это не настолько важно, чтобы поднимать тему? – уточняю я, чувствуя, как дрожат мои губы. Меня опять начинает мутить, и я понимаю, что прилив сил не продлится долго. Я рухну, и очень скоро.

Жаклин подступает ближе, простирая ко мне руки:

– Лэйни…

Шоу вонзает в свою жену ледяной взгляд.

– Что, если это действительно он? – бормочу я. – Что, если он… что, если…

– Нет, не он! – взрывается Шоу. – Он Оливию и пальцем не тронул, ясно? Вот почему нам пришлось уладить дело без вмешательства полиции. Мы заставили школу уволить учителя, потому что я просто не мог оставить все как есть, ясно? Поползли бы слухи, все бы узнали о моей дочери. А ей было всего восемь. Неужели так сложно это понять?

– А что тут понимать?

– Та женщина, Маркес, которая все видела… – снова трет глаза Том. – Она рассказала правду.

У меня слабеют ноги. Я чувствую, что скоро упаду без сил, и ничего не могу с этим поделать.

– Но Оливия… она же сказала вам с Жаклин…

– Оливия, – говорит он, с горечью сплевывая каждый слог, – практически во всем призналась. Она сама сделала то, о чем они говорили. Не имела в виду ничего плохого. Похоже, увидела в Интернете или еще где‑нибудь, ты же сама знаешь, как это бывает: родительский контроль не всеохватен. А Оливия, она всегда была такой. Действовала, толком не думая. Следовала любому импульсу, творила все, что взбредет в голову. Такая вот неудержимая…

Исчерпав горькие слова, Том тяжело вздыхает.

– И что, черт возьми, нам было делать?

Ума не приложу. Серьезно поговорить с дочерью? Или, может, обратиться к помощи психологов? Но я решаю держать рот на замке – и к лучшему, потому что сама не очень‑то доверяю своему языку. Стоит только открыть рот, и оттуда того и гляди выскочит что‑то обидное и непристойное.

– Не представляю, чего я ожидал… – устало тянет Том Шоу, будто недавняя вспышка отняла у него последние силы. – Жаклин не знала ее историю, а я был в курсе с самого начала. Неприятно это признавать, и я презираю себя за эти мысли, но после того случая начал задумываться.

– О том, что за барахло тебе всучили? – не выдерживаю я. Прямо сейчас я ни к кому на земле не испытываю такой жгучей ненависти. Хочется пробить Тому в челюсть и смести это выражение с его лица, желательно заодно с парой зубов.

– Ну же, Лэйни. Поставь себя на мое место. Сама бы не задумалась?

– Том! – пронзительно осаждает мужа Жаклин.

– Стала бы я винить восьмилетнюю девочку за то, что ее отец совершил задолго до ее рождения?

Вместо ответа Том Шоу издает протяжный стон. Еще какое‑то время он меряет комнату шагами, не произнося ни слова.

– Черт…