Мороз и пепел - Ингер Вольф

– Дело дрянь. Черт бы их всех побрал. Главное, мы ничего не сможем сделать до приезда скорой.

Через пару минут появился и Трокич. Сисель стиснула зубы, желая сдержать слезы. Но когда он положил ей на плечо руку, они хлынули потоком.

– Я могу чем-нибудь помочь? – всхлипнула она.

– Конечно. Иди в дом и свари нам ведро кофе: ночь будет долгой.

Вторник, 3 января

39

Взбешенный Трокич пересек улицу и, чертыхнувшись, пнул грязно-серый сугроб. Он звонил на станцию узнать, куда запропастилась чертова скорая, и ему ответили, что «время прибытия бригады в этом районе составляет от двадцати минут до получаса в зависимости от погодных условий и дорожных пробок». Шансы спасти обожженную женщину стремительно таяли. Врачебная бригада приехала, когда уже перестал прощупываться пульс, и в ноль ноль сорок три врачи констатировали смерть пострадавшей.

К тому же множество посторонних, оказывавших Анни первую помощь, а потом переносивших ее в дом, в тепло, прочь от густого дыма, жутко натоптали в саду. А это означало, что важные следы, в частности отпечатки обуви, оставленные поджигателем, вполне возможно, оказались затоптаны, а весь сад полон чужими ДНК.

Наконец скорая увезла безжизненное тело Анни, а пожарные затушили огонь в сарайчике, вернее, в том, что от него осталось. Место происшествия обнесли заградительной лентой, и дело перешло под контроль оперативников Курта и Яна.

Заплаканная Сисель Симонсен ушла к себе, когда Трокич решил, что она уже может обойтись без посторонней помощи. На прямой вопрос она ответила утвердительно, хотя вид у нее был неважнецкий. Впрочем, полицейские тут пробудут еще долго, так что бояться ей уже нечего. Глядя в ее перепуганные глаза, Трокич даже подумал, не отправить ли ее прямо сейчас домой в Орхус. Вместо этого он проводил ее до двери, чтоб удостовериться, что она не забудет ее запереть изнутри.

Ему хватило трех треков «Раммштайна», чтобы взбодриться и вместе с коллегами выпить кофе с пирожными, которые они нашли в вазочке на кухонном столе. За оградительную ленту он заходить не стал, чтобы еще больше не затаптывать место преступления.

– Можно ли говорить о поджоге? Убийстве путем поджога?

– Пока не знаю. – Курт устало потер покрасневшие глаза. Он был спокоен и говорил ровным голосом, точно пожилой многоопытный врач, терпеливо информирующий пациента о течении его болезни. Трокич знал, что эксперты уже обсуждали между собой произошедшее. И высказывали свои предположения чисто по-мужски, что, наверное, было гораздо ценнее догадок всех психологов, вместе взятых.

– Никому не пожелаешь такой страшной смерти. Что же здесь все-таки произошло? – спросил он.

– У меня такая версия, – отозвался Курт. – Она каким-то образом оказалась в сарайчике, когда он уже горел, и ее там заперли. На остатках двери до сих пор висит замок, и он был заперт на ключ. Но ей как-то удалось выбраться из пекла. Судя по всему, она вышибла дверь, в чем ей наверняка сильно помог огонь.

– То есть она до конца боролась?

– Да. Мы сняли массу отпечатков обуви. Но, боюсь, большинство следов уничтожены или нам же и принадлежат. Тут здорово натоптали… Если мы ничего не найдем, эта версия останется просто версией. – Он раздраженно махнул рукой в сторону сада.

– А у меня новая камера, – похвастался Ян.

– Да что ты, – недоверчиво сказал Трокич. – Неужто Эйерсун, великий фанат «Полароида», раскошелился? В жизни не поверю.

– А придется, – ухмыльнулся Ян, подняв камеру над головой.

– Надо расспросить пожарных и установить причину возгорания. На сей раз этим столичным деятелям придется пошевелиться. Их твои снимки наверняка порадуют.

Ян задержал взгляд на Трокиче.

– А куда подевалась эта, которая жертву нашла? Блондинка взъерошенная, она еще кофе нам варила.

– Я ее домой отправил. Это соседка. Временная, если можно так сказать.

– Что ж ты не подсуетился, Дэниель, – хохотнул Ян, устанавливая дополнительную вспышку на камеру. – Мог бы предложить ей охрану аж до утра. Мы бы тебя прикрыли. Дело-то недолгое.

С неба снова полетели крупные снежинки.

– Заткнись, остряк хренов! – фыркнул Трокич. – Снег видишь? Дело надо делать, а ты тут со своими идиотскими шуточками… Заметет же все, опять без следов останемся.

40

Трокич чувствовал себя совершенно разбитым, поспать ему удалось всего пару часов, и урчание двигателя полицейской машины, ползущей по обледеневшей после снегопада дороге, действовало на него усыпляюще.

Только он собрался накануне улечься пораньше, в надежде, что хотя бы во сне его не будут преследовать жуткие фотографии обожженной Анни Вольтерc, как Пушок вскочил на диван и деловито заблевал его в трех местах. Не исключено, что сделал он это в отместку за то, что хозяин не дал ему прописанные ветеринаром безумно дорогие пищевые добавки. Как бы то ни было, еще полчаса пришлось убить на чистку и просушку дивана, после чего Трокич провалился в тяжелый сон. Снились ему горящие дома и кролики пепельного окраса, а проснулся он в холодном поту.

Машина остановилась на окраине Морслета перед обшарпанным, покосившимся зеленым деревянным домиком с белыми оконными рамами, казавшимся совершенно неуместным на фоне добротных соседних коттеджей. Оглядев неподстриженные кусты и криво уложенную на дорожке плитку, Трокич решил, что снег скрывал под собой неухоженный и поросший дикорастущими растениями сад. Имя хозяина дома было выведено фломастером большими буквами на красном проржавевшем почтовом ящике, из которого торчали заиндевевшие на морозе рекламные листовки, еще больше придававшие дому нежилой вид.

– Старое синее ведро с болтами, системы «Форд», у въезда на участок, – заметил Якоб, когда они шли по садовой дорожке к дому. – Что ж, начало многообещающее. Сдается, однако, дома никого нет. – Он кивнул в сторону опущенных жалюзи.

– На часы посмотри, нормальные люди еще спят, – ответил Трокич и постучал в дверь.

Дерево отозвалось длинным раскатистым звуком, словно где-то в отдалении прогремел гром. Такой трудно не услышать.

Он постучал еще раз.

– Откройте, полиция!

Дверь приоткрылась, и из-за нее выглянула бледно-желтая морщинистая физиономия с глазами цвета цемента и застывшей струйкой слюны на подбородке. Увидев двух полицейских, хозяин открыл дверь пошире, нервно теребя ее край двумя пальцами с длиннющими загнутыми ногтями.

Трокич понял, что его ожидания не оправдались. Габриэлю Йенсену недавно перевалило за шестьдесят, но выглядел он на все восемьдесят. Почти совсем лысый, сгорбленный, он крепко стискивал руками перекладину ярко-синих ходунков на колесиках.

– Криминальная полиция, – Трокич показал жетон. – Мы хотели бы задать пару вопросов.

– О чем?

– Об убийстве восьмилетнего Лукаса Мёрка. Вы, вероятно, слышали об этом.

– Да как не услышать, все