После выстрела - Магомед Мусаевич Мусаев

Мовсару трое старых друзей весело болтали, а Элиса сидела и ждала с тревогою в сердце, когда же наступит подходящий момент, чтобы повторить Мовсару то, что он давно уже знал наизусть.

Как-то земляки немного выпили, и Ильяс сказал:

— Давайте никогда не говорить о том, что было. Мы — вместе, и это главное!

Нуха не понимал, что имеет в виду Ильяс, и потому отнесся к его предложению спокойно. Мовсар же был доволен. Он много раз жалел о том, что написал когда-то слишком откровенное письмо Ильясу. И теперь воспринял слова Ильяса как зарок молчания. Мир и согласие между тремя «мушкетерами» были восстановлены и упрочены.

Долго не умолкала в тот вечер дружеская беседа за столом.

— Нет, брат, никак не получается из тебя горожанина! — шутил Нуха, хлопая Мовсара по плечу и хитро подмигивая Ильясу.

— Это почему же?

— А потому, что жену не посадишь с нами. И Элису тоже. Подавляешь женщин, как феодал. Идите сюда, к нам, садитесь! — закричал Нуха жене Мовсара Мархе и Элисе, которые в этот момент были в кухне. — Давайте теперь мы вас будем обслуживать! — И, вскочив со своего места, Нуха побежал на кухню, выхватил у Мархи из рук шипящую сковородку и принес ее в комнату, затем опять помчался в кухню и, приведя оттуда Марху и Элису, усадил их на диван между собой и Ильясом. — Сидите спокойно! — сказал он.

— Берегись, Марха! — усмехнулся Ильяс — Как только мы уйдем, твой тиран будет тебя отчитывать за это!

«Тиран…» Ильяс произнес это слово, не вкладывая в него серьезного смысла. А Элиса истолковала его по-своему. Мовсар и в самом деле превратился для нее в тирана и повелителя, от слова которого зависела теперь вся ее судьба. Бывали моменты, когда она начинала его ненавидеть. Но и тут останавливали ее магические слова: «Он обещал…»

— Сиди, Марха, сиди спокойно! У нас равноправие! — и Нуха принялся разливать вино и подавать закуски.

— Спасибо, — улыбалась Марха. — Вообще-то ты прав: Мовсар пока еще горожанином не стал. Но станет им в ближайшее время.

— Чеснок, говорят, в Мекке побывал, а чесноком остался, — заметила Элиса, раскладывая на тарелки жареное мясо. — Мужчин учить надо. Неизвестно еще, куда мой братец жену свою посадит. Это он сейчас такой хороший, пока холостяк. Все они холостые хорошие, а потом такими ревнивцами становятся…

— А ты откуда знаешь? — улыбнулся Нуха. — Можно подумать, что три года замужем была.

— За свободу несчастной женщины, которая выйдет за Нуху! — Ильяс поднял бокал и выпил его залпом.

— А если говорить серьезно, то жены должны быть свободны от предрассудков, — сказал Нуха.

— Это как же? — не понял Мовсар.

— А вот я напишу диссертацию о пережитках прошлого и о том, как с ними бороться, тогда узнаешь! — ответила Марха.

Было уже поздно, когда Ильяс сказал:

— Элису я до общежития провожу. А потом вернусь. Не бойся, Марха, мы с Нухой много места не займем, на одну подушку уляжемся.

— Вам ведь на поезд, вставать рано, так что лучше ты, Ильяс, оставайся, — возразила Элиса. — А меня Мовсар до трамвая проводит. Не возражаешь, Марха?

— Пожалуйста, — улыбнулась гостеприимная, ничего не подозревавшая жена Мовсара.

Ильяс сказал, что тоже пойдет провожать Элису, но тут же он вспомнил, что рано утром ему надо идти в Госстрах, и поэтому сейчас пора лечь спать. Нуха посмотрел на часы, ахнул и хлопнул себя по лбу:

— И мне ведь тоже завтра в девять надо быть в конторе Кинопроката: если не приду, большой скандал будет!

По улице Элиса шла медленно: ей хотелось как можно дольше быть с Мовсаром, чтобы в конце концов чего-нибудь добиться, а он все прибавлял шаг. Так постепенно приблизились они к трамвайной остановке.

Между тем Элиса все еще никак не могла заставить себя начать разговор. Будь проклято ее горькое прошлое! Как ни храбрилась она, как ни подстегивала себя, как ни старалась вспомнить давно заготовленные для этого разговора фразы и убедительные слова, сейчас мужество покинуло ее. Язык словно прирос к нёбу. Мысли путались. Ноги стали свинцовыми.

Но вот и остановка.

Нет, она должна ему сказать…

— Послушай, Мовсар, — проговорила она наконец. — Что же ты думаешь? Что скажешь? Подожди, не отвечай, еще кто-нибудь встретится… Давай отойдем в сторону. Вот так… Ну, говори…

Сердце Элисы заколотилось, запрыгало.

— Не надо, Элиса. Сегодня давай оставим этот разговор, а то ведь затянем и Марха будет сердиться. Ребята без меня не лягут, будут ждать. А им рано вставать. Прошу тебя…

— Нет, — твердо и резко сказала Элиса и сама удивилась своей решительности. — Не первый раз ты придумываешь всякие причины и предлоги. Вот тебе уж и Нуха помешал, мой родной брат. Да если бы он только знал!.. Смотри, Мовсар, доведешь меня до могилы, тебя совесть замучает! Тебе хорошо: ты женился, стал отцом. Но нельзя же быть таким эгоистом. Дай и мне воздухом дыхнуть! Теперь моя очередь. Открой мне дорогу, и я все прощу тебе, все прощу! Не играй со мной в прятки!

— Ты права, Элиса. Но прошу тебя, оставь этот разговор до следующего раза. Сейчас не время…

— Ты извел меня, — словно не слыша его, продолжала Элиса, — довел до того, что я в любую минуту готова покончить с собой… — И она зарыдала.

Мовсар растерялся.

И, словно на выручку ему, подошел к остановке трамвай.

— Беги, Элиса! Беги! Это последний!..

Он схватил ее за руку, побежал, таща за собою, и не успела она опомниться, как он приподнял ее над землей и поставил на подножку.

Трамвай тронулся, и он помахал ей рукой.

«Пронесло, пронесло!..» — шептал он, торопливо зашагав домой.

— Мовсар!

Он вздрогнул от неожиданности. Ильяс! И в одной нижней рубашке…

— Ты куда это… в таком виде?..

— Я вижу, ты задержался. Решил выйти тебе навстречу. Ночь… Мало ли что…

— А-а-а…

— Мовсар, — сказал Ильяс тоном, заставившим Мовсара насторожиться, и закашлялся от дыма своей сигареты. — А, Мовсар!

— Что?

— Как там у вас… с ней?..

— Мы, кажется, договорились: кто старое помянет, тому глаз вон!

— Но… Как она? Что говорит?

— Она для меня на первом месте, — соврал Мовсар, видя, что иначе Ильяс не отвяжется. — Между прочим, то, что я тебе в письме писал, это неправда… Все было не так… Тогда я злой был, вот и написал…

— Да? А я думал…

— Ты думал то, что тебе было выгодно, Ильяс.

— Что-о?

— А то. Наследство дяди получил и живешь припеваючи.

— Ты что говоришь? Я, что ли, тебя просил завещание возвращать? Нет, не думал я, что ты такое можешь