После выстрела - Магомед Мусаевич Мусаев

всегда был плохим, а Мурдала считали вы ангелом. Ну и дождались, показал он вам, какой он ангел! Родным племянникам ничего не завещал! А этот его выкормыш — кто он такой? И ты, и Ильяс дружили с ним, а он вас вокруг пальца обвел. Таким проходимцем оказался, что и сказать стыдно. Сестру Нухи испортил…

— Что? Кого? — вскочил Хамид, еще не веря своим ушам.

— Элису, вот кого. Конечно, это вроде бы не наша с тобой забота. Но если он с завещанием сюда явится, надо будет потребовать, чтобы он кое от чего отказался. А не откажется, так мы его на весь свет ославим!

Хамид был потрясен.

— Дом, дом пусть отдаст! — распаляясь, кричал Сардал.

— Что ты, что ты, отец! Да разве можно так!

— А что? Ты, наверно, не подумал, о том, что род Овтаевых может потребовать от нас ответа за Элису! Взяв в дом этого негодяя, Мурдал и нас втянул в нечистое дело. Он ведь его не только к себе в дом — в наш род взял! Вот теперь и пырнут тебя или меня где-нибудь в лесу кинжалом. А за что? Мы, мы чем виноваты? Так неужели мы, единокровные наследники, не имеем права хоть дом получить? Я Зелихе все это вроде бы втолковал. И еще раз скажу. Пока Мурдал еще жив, пусть добьется от него такого завещания, если позора не хочет!

— Ох, отец, ох, отец! — Хамид закачался всем телом, не зная, какие слова найти, чтобы выразить все свое негодование.

Скрипнули ворота.

— Ни слова! Замолчи! — прошипел Сардал, и Хамид умолк.

Сардал выглянул в окно и увидел Ильяса.

«Для них стараюсь, — подумал Сардал, — а они… Вот, вот она, благодарность за все…»

— Ильяс, ты не видел Мовсара? — спросил Хамид, когда тот вошел в дом.

— Я не видел. Но, говорят, Ахняф видел его в тот вечер, когда дядю положили в больницу. Он вроде бы в чужую машину садился. В кабину грузовика. Потом раза два или три через незнакомых людей справлялся о здоровье дяди. Больше о нем ничего я не знаю.

— И не знать бы нам его никогда! — заговорил Сардал. — Ко всем чертям пусть катится, пусть сквозь землю провалится! Нуха думает, наверно, что друга потерял. Ха-ха-ха! Как же вы, молодые, в людях не разбираетесь! А еще воображаете, что умнее нас, стариков.

— Зачем такие злые слова, дада? — начал горячиться Ильяс, но тут оглянулся на старшего брата и прикусил язык.

Но на этот раз Хамид не рассердился на Ильяса и не стал его воспитывать, а сказал понимающе и одобрительно:

— Ты прав, но отцу перечить бесполезно. Когда-нибудь на камень наскочит, тогда поймет.

В дни болезни Мурдала установилось между братьями подобие взаимопонимания.

И Хамид отвернулся в сторону, давая понять, что больше не хочет разговаривать об этом.

Но Сардал, которого ничто не сдерживало, кроме соображений выгоды, снова принялся атаковать сыновей.

— Я, я на камень наткнусь, да? — прищурил он единственный глаз. — Если я наткнусь, если что-нибудь со мной случится, то тебя, Хамид, и тебя, Ильяс, люди попрошайничать заставят. Вам плохо будет, вам! Я не для себя стараюсь — для вас. И ты, Хамид, не мужчина, если так говоришь. «Носом уткнется…» Для сына позор, если отец его носом уткнется. А ты будто бы этому рад.

— Ладно, дада, — примирительно сказал Ильяс. — Сейчас не до этого. Надо думать о дядином здоровье. Как только пропал Мовсар, дядино здоровье ухудшилось. И очень.

— Что? — заволновался Хамид.

— Вот вам, вот вам расплата! — злорадствовал Сардал. — И Мурдал теперь понял, что я прав. Как узнал, что этот проходимец его завещание увез, так сразу его и схватило. Разве то, что всей жизнью нажито, из рук упускают? Говорил я тебе, Хамид, или нет, что завидовать будешь Мовсару! Но ничего! Я не такой дурак, как мой брат. Я его бумажку на нет сведу! Садись пиши: дом брату Сардалу завещаю, остальное — его сыновьям! А потом в больницу пойдем и заставим его подписать, пока богу душу не отдал!

— Ничего я не буду писать! — отрезал Хамид.

— И правильно! — подхватил Ильяс.

Сардал опешил. Такого дружного выступления сыновей против него никогда еще не было.

— Мал был — верил тебе, отец, — продолжал Ильяс. — А теперь умру, тебе не поверю. Кто мог думать, что отец, дада, может быть таким?! То говорил, что если Мовсара не будет, все станет моим. То учил меня сеять раздор между ним и Мурдалом. То ругал нас: мол, люди говорят, что если бы мы были настоящими мужчинами и заботились о дяде, не взял бы Мурдал Мовсара. То Хамиду нервы трепал, хотя он всегда с тобою был вежлив, как полагается сыну. Всего не перечислишь, надо с мыслями собраться. Не понимал я тебя, слепо верил тебе как отцу. Разве приятно сомневаться в том, что отец говорит! И разве ищет сын в словах отца вероломство? Знаешь, отец, разные бывают отцы. Но такого, как ты, вряд ли сыщешь второго! — Ильяс ударил себя кулаком по лбу. — Ну, ничего! Теперь обмануть меня не удастся! Додумался: «Пиши завещание!» Да кому оно нужно? Нам с Хамидом? Нисколько! Тебе? Тем более ни к чему…

Пока Ильяс говорил, выкладывая отцу все, что думал о нем, Хамид внимательно смотрел на отца. Ему казалось, что Сардал бросится на Ильяса и начнется драка. Но, как ни странно, отец не только присмирел, но готов был бежать от наступавшего и напиравшего на него сына. Стук в ворота прервал обвинительную речь Ильяса.

Ильяс пошел открывать и вернулся с конвертом в руке.

— От кого? — вытянул шею Сардал.

— Не написано. Ильяс разорвал конверт.

Прочел то, что было написано в письме, и, не поверив своим глазам, перечитал раз, другой, третий.

— Ну, что там такое? Дай сюда! — не утерпел Сардал.

— Письмо от того, кто хочет промотать богатства твоего брата, — с горькой иронией усмехнулся Ильяс.

— От Мовсара?.. Врешь! — рявкнул Сардал.

— Нет, не вру. Вот, послушай: «Ильяс! Во всем виноват твой отец. Спроси у моего дады, если не веришь. Запутался твой старик во всех своих хитростях. Хотел меня выжить, вот всех и обманывал. На девушку одну меня натравил, чтобы потом обвинить. А я ему верил. Что ж, сам я виноват: не надо было слушать его. Дурачить меня помогала ему моя глупость…»

— Э-э! — остановил его Сардал. — Что-то ты там пропустил! А ну, все читай, все подряд!

— Все подряд и читаю. Да и этого мало разве?! Слушай дальше: «Дада говорил мне, что твой отец очень боится, как бы