После выстрела - Магомед Мусаевич Мусаев

«Неплохо! — подумал Сардал. — От завещания, значит, отказывается. Надо бы узнать, не пишет ли он, почему сбежал. Может быть, и пишет, а Ильяс скрыл, не прочел…»

Очередная комбинация зрела в голове Сардала: он соображал, нельзя ли использовать письмо Мовсара, чтобы окончательно выбить у него право на имущество Мурдала.

Ему хотелось вырвать письмо и завещание из рук Ильяса. Но он понимал, что сейчас для этого совсем неподходящий момент.

— Значит, как он там пишет? — осторожно спросил Сардал. — Чтобы мне завещание передали?

Сардал облизнул сухие губы, как бы предвкушая добычу.

— Не-эт, дада! — усмехнулся Ильяс. — Это он так зло шутит, он смеется над тобой, понимаешь?

— Там Зелиха пришла, — сказал Хамид, увидевший ее в окно.

— Зелиха?.. — Ильяс выбежал во двор, держа в руке конверт.

Сардал ястребом бросился за ним.

Ильяс подошел к Зелихе и, заговорив с ней о Мовсаре, передал ей кое-что из его письма под видом слухов: показывать ей письмо он не хотел — боялся расстроить. Сардал стоял на крыльце и следил за каждым движением сына: ему казалось, что он собирается отдать завещание Зелихе.

Но неожиданно Сардал увидел на садовой тропинке белый лист бумаги. Он неторопливо пошел к нему, издали поклонившись Зелихе и словно осматривая что-то в саду. Улучив момент, когда Ильяс и Зелиха были заняты разговором и не смотрели на него, незаметно для них, подобрал бумагу и, тяжело дыша, вернулся в свою комнату. Запершись на ключ, вытащил из кармана смятый лист и увидел, что это было завещание.

«Хвала аллаху! Это облегчит все дело! — прошептал он. — Теперь я смогу, если нужно будет, заявить даже в суде, что Мовсар и сам понимает: он — человек чужой и посторонний и поэтому, несмотря на волю Мурдала, не хочет пользоваться его имуществом, чувствуя, что не имеет на это никакого права».

А получилось так. Ильяс, побежавший за Зелихой, на ходу спрятал в карман письмо Мовсара, на завещание же не обратил внимания, и оно выпало у него из рук. Тут-то и подобрал его Сардал.

Ильяс проводил Зелиху за ворота, где стояла машина «скорой помощи» и около нее — тот самый врач, который приходил к Мурдалу.

— Что-то случилось! — встрепенулась Зелиха. Ильяс не успел ей возразить.

— Мамаша, мамаша! — закричал врач и замахал рукой. Видно было, что он ждал ее.

— Ваш муж… — сказал врач и запнулся. — Ваш муж… Надо забрать его из больницы… Он…

— Умер?.. — еле слышно прошептала Зелиха.

Врач молча кивнул головой.

Зелиха упала бы, если бы не Ильяс.

— Вот видите! — завопил выросший из-под земли Сардал. — Меня не послушали. А я что говорил? Я говорил: в больницу не отдавать. На верную смерть отдали, на верную смерть!

— Нет, отец, дядя умер не потому, что его отвезли в больницу, а может быть, потому, что ты не дал вовремя его отвезти, — сказал Ильяс.

В другое время Сардал не спустил бы Ильясу такой дерзости. Но сейчас ему было не до этого. Наступил тот момент в его жизни, которого он давно ждал, к которому долго готовился. И сейчас голова его была занята срочной разработкой плана действий.

Прежде всего он достал из кармана платок и, придав лицу своему скорбное выражение, отер платком единственный глаз, на котором не было ни единой слезинки.

— Бедный брат мой! — сказал он. — Ты, Зелиха, возьми себя в руки. Дай ключи!

По шариату вдова, не имеющая детей, имеет право едва ли не только на то, во что одета. Конечно, за сорок лет своего замужества Зелиха не раз слышала об этом, и для нее это не было новостью или неожиданностью. Но ее потрясло, что Сардал, едва узнав о смерти брата, в ту же минуту напомнил ей об этом.

Чем она провинилась перед братом мужа, что он так с нею жесток? Разве она не относилась к нему всю жизнь с должным почтением? Разве не была верной помощницей Мурдала во всех тех добрых делах, которые делал он для детей Сардала и для него самого? Разве не была во всем помощницей и другом Секе? Или, может быть, была она плохой женою? Нет, это уж, пожалуй, не могло прийти в голову даже Сардалу. Не только он и его семья, но и весь аул учился у нее и Мурдала дружно жить: они ведь жили всю жизнь, как лоза и орешник, которые не выпускают друг друга из крепких объятий ни летом, ни зимой, ни под солнцем, ни в непогоду.

Впрочем, не столько потрясло ее мгновенное отчуждение Сардала от нее, сколько полное равнодушие его к смерти брата.

«Не может быть, быть того не может, — думала несчастная женщина, — чтобы человек, у которого умер брат, говорил о таких пустяках. Наверно, от горя с ума он сошел. Еще только этой беды нам недоставало!..»

Но Сардал и не думал сходить с ума. Наоборот, ум его сейчас работал четко, быстро все учитывая и взвешивая.

«Что ж, если ключи ему хочется взять, пусть возьмет, — думала Зелиха. — Мне-то ведь все равно теперь они ни к чему, так же, как все остальное, что существует на свете, раз нет больше моего Мурдала…»

И она опустила руку за пазуху, чтобы вытащить оттуда ключи и отдать их Сардалу.

— На, возьми…

Маленькую руку доброй Зелихи встретила в воздухе огромная, узловатая и жадная лапа Сардала. Она, горячая и потная, уже прикоснулась к ключам, чтобы забрать их и опустить в карман…

Но тут Зелиха на мгновенье замешкалась, и в воздухе появилась третья рука.

Это была молодая, гладкокожая рука Ильяса.

— Клянусь, отец, если ты возьмешь эти ключи, я отомщу тебе! — воскликнул он. — Возьми ключи, жена дяди! Возьми! Они твои и больше ничьи. Живи спокойно в своем доме. Ты работала в нем всю жизнь, значит, и сейчас он твой.

Ильяс заплакал и бросился обнимать Зелиху.

— Молчи, щенок! — зло проворчал Сардал, но ключи взять не посмел. Отойдя на несколько шагов в сторону, видимо, опомнился и бросил совсем другим тоном: — Поторапливайтесь! Пока Мурдала не искромсали в больнице, надо забрать его и привезти сюда.

Ильяс понял, о чем думает отец. А думал он о том, как бы поскорее забраться в дом брата. Шариат разрешал и даже предписывал ему стать там хозяином.

— Не надо, жена дяди, не ходи никуда! — сказал Ильяс — Иди, комнату готовь, а поеду я.

И вместе с врачом уехал на «скорой