Крик в темноте - Оливия Нортвуд

Грейс и Джеймс переглянулись с опаской во взгляде. Им показалось, что Рене Хьюз выжила из ума и они зря тратят время. Затем пришло понимание и тревога, но уже совершенно по другой причине. «Вашингтонские псы».

– «Вашингтонские псы» – так они себя называли. Брюэр, Голдберг и компания. Фельдшер сказал, что у нее были спущены брюки, и он предположил, что она изнасилована. Вот только при вскрытии такой экспертизы не сделали. Эксперт рассмеялся, когда мы об этом попросили. Мол, кому ее там насиловать, пумам? А штаны вроде как спали с нее во время падения. Мы ничего так и не добились, детективы. Нам не позволили сделать независимую экспертизу. Просто кое-кто остановил моего мужа на выходе из полицейского участка и сказал, что, если ему дорога моя жизнь, они настоятельно не рекомендуют этого делать. Но если вам интересно знать, что я думаю… Я считаю, что ее убили Джейми Брюэр, Малкольм Голдберг, Китт Гроссман и остальные. А дрянной папаша Малкольма посодействовал, чтобы полицейские ничего не смогли сделать. Вот так. И, если вы пришли поговорить со мной, потому что еще какая-нибудь красивая глупышка сорвалась со скалы в заповеднике, я так скажу… – Она потянулась к Грейс через журнальный столик и крепко сжала ее ладонь своими узловатыми пальцами. – Откажитесь от дела, милая, иначе они вас уничтожат.

– Мы пришли поговорить с вами, потому что Джейми Брюэр и Малькольм Голдбер мертвы. Их убили. И мы думаем, что их смерть как-то связана с тем, что они творили в прошлом, – спокойно сказала Грейс, наблюдая, как нахмуренное, морщинистое лицо Рене расслабляется и на ее губах медленно появляется улыбка.

– Это чудесная новость, – с налетом маниакальности в голосе почти нараспев произнесла Рене и прикрыла глаза от удовольствия.

– Вы проделали большую работу, миссис Хьюз. Может быть, вам известны другие жертвы «Вашингтонских псов»? – Грейс встала с дивана и расправила складки на рубашке.

– Я знаю только Джессику Стоун. Знакома с ее братом Алексом. Он хороший мальчик, детективы. Надеюсь, у него не будет проблем из-за того, что я сказала?

– Это детали расследования, которые мы не можем с вами обсуждать. – Джеймс открыл входную дверь и пропустил Грейс.

– Всего доброго, миссис Хьюз. И спасибо вам. Если что-нибудь еще вспомните или если вам нужна будет помощь – у вас есть мой номер.

Рене привалилась на один бок и прижалась виском к дверному откосу:

– Хорошо, милая.

Грейс простила ей эту фамильярность, ни разу не поправив миссис Хьюз. Идя к машине, она всего раз позволила себе обернуться. Рене смотрела куда-то сквозь них, сквозь этот город и все прожитые годы после смерти дочери, упиваясь воспоминаниями, заключенными в снимки на стенах их старого дома.

– Это не Алекс, если меня не подводит интуиция. – Джеймс сел в машину и завел двигатель. – И тем более не Оливер Хьюз. Мы потратили столько времени на Стоуна и Хьюз, но у нас все еще нет подозреваемого.

– Это неважно. – Грейс не могла отвести взгляд от дома Хьюз, от Рене, которая все еще стояла в темном дверном проеме, напоминавшем пасть древнего монстра. Ей казалось, что, как только женщина закроет дверь, дом поглотит ее, проникнет в ее разум, вытеснит воспоминания о дочери и ничего не останется, кроме таблеток, пюрированной еды и смены подгузников. Они уедут, вернутся к расследованию, вытягивающему из них силы, а она снова превратится в суетливую старуху в потертых джинсах и синтетическом свитере, с мазью от пролежней в руках.

– Неважно? – Джеймс усмехнулся и выехал на дорогу. – Я тебя не понимаю, Грейс.

– Теперь мы знаем, что Брюэр и Голдберг заслужили то, что с ними случилось. И, наверное, мне от этого легче.

Глава 18

Весь последний год, или даже больше, он жил в мотелях, нигде не задерживаясь надолго. Расплачивался только наличными, старался избегать камер, носил очки и бейсболки, скрывающие лицо. Он следил за расследованием, начиная каждое утро с просмотра всех доступных новостных каналов в интернете, и знал, что детективы, стремящиеся его поймать, уже очень близки к разгадке, хотя сами, возможно, не подозревают насколько.

Заговорил Алекс Стоун. Брат Джессики написал серию постов на фейсбуке о сестре, подкрепив их трогательными фотографиями девушки. Пролистав комментарии, он обнаружил, что люди на его стороне.

«Сочувствовала семьям Брюэра и Голдберга, пока не узнала всю правду об этих двоих. Их место в аду», «Убивший Брюэра и Голдберга, кем бы ты ни был, знай, ты – герой», «Кто-нибудь вообще в курсе, что один из них, Кит Гроссман (приятель Брюэра и Голдберга), преподает в Вашингтонском университете? Что при этом делает администрация кампуса? Ни-че-го. Надеюсь, Гроссман следующий».

Героем он себя не чувствовал. «Интересно, они сильно расстроятся, узнав, что следующим был не Гроссман?» – вдруг подумалось ему. Возле дома Кита Гроссмана дежурили полицейские в штатском. Он наблюдал за домом профессора и вычислил их довольно скоро – неприметный, побитый жизнью «Понтиак» и двое молодых офицеров внутри.

Мать убитой Дейдры Хьюз дала интервью для местечковой газеты в Лейквуде, рассказав, что детективы проявили интерес к давно закрытому делу ее дочери. Люди прикрепляли фотографии и скриншоты в комментариях к постам Алекса и писали: «Вам нужны еще какие-то доказательства?», «В Сиэтле появился свой Декстер[11]». Он понятия не имел, кто такой Декстер, и не испытывал восторга от того, что делал. Ему нужен был Гроссман, именно он привел свою студентку, его дочь, на растерзание бешеным псам, как ягненка на заклание, но пока трое из них были еще живы, рисковать он не мог.

Он не знал, куда ему идти. В голове против воли выстроился знакомый маршрут. Казалось, закрой он глаза, все равно рано или поздно нашел бы место, которое долгие годы считал своим домом, где вместе с женой оставил часть своего сердца, разорвав его на куски голыми руками.

Припарковав машину там, где привык, он переступил через низкий забор палисадника и подошел к задней двери – никто не должен был видеть его в таком виде. Было уже поздно, улица спала, приземистые дома соседей следили за ним темными, пустыми глазницами окон, и его опасения казались бессмысленными.

В их доме тоже было темно, он выглядел безжизненным и неухоженным. Газон на заднем дворе, раньше напоминавший мягкий кашемировый свитер, теперь покрылся проплешинами и порос сорняками. Цветы в клумбах пробивались сквозь останки своих предшественников. В ночном туманном воздухе стоял запах прелости: листьями забилась