Красная Москва - Валерий Георгиевич Шарапов

— Гнида ты, если работал на них, — жестко ответил Деркач и сплюнул. — Пошел с глаз моих долой!

— Да, гнида, — согласился Сема. — И нет мне прощения. Потому я сейчас здесь с тобой. И как-то легко мне тут дышится. И страху нет. Ты вот что, Андрюха… Ты как мне про жену свою прочитал, так я понял, что нельзя нам с тобой вот так на небеса отправляться. Надо всех гадов этих найти и пристрелить как собак.

— Ага, — кивнул Деркач. — Пошли искать. Вставай! Разлегся, как свинья.

Он смахнул рукой налипшую к прикладу глину и стал медленно выпрямляться.

— Андрей, — сказал Сема, — погодь. Еще пару слов. Если вдруг ты отсюда выберешься… Я знаю все их фамилии и должности…

— Как это важно сейчас, — криво усмехнулся Деркач. — Напиши на дне окопа.

— Ты запомнишь, — твердо ответил Сема. — Эти имена нельзя забыть… Геннадий Стернин, контролер карточного бюро. — Марат Тахиров, заведующий районным отделом торговли…

— Да заткнись же ты уже, звездочет! Сколько патронов осталось?

— Слушай внимательно! — перебил Сема. — Валерий Краснов, заведующий базой снабжения…

Голос Левина становился сильнее, громче. Он словно хотел вбить гвозди в память Деркача. И ни разу не запнулся, не задумался, перечисляя фамилии.

— Прошу… Найди этих сытых гадов. И отомсти за жену свою, за остальных несчастных мучеников…

— Ну все! Хватит тут картавить, царь Соломон! — с раздражением крикнул Андрей. — Вставай, пошли!

— Дай еще сказать, Андрюха… — покрутил головой Сема и медленно просунул руку в нагрудный карман. — Я знаю, что жизнь не заслужил. И прощения мне нет. Но так важно сказать нужные слова тому, кого любишь… Ну постой же!.. Вот фото, возьми…

И он протянул Деркачу фотографию, уголок которой уже успел пропитаться кровью.

— Это Сонечка, — тяжело прошептал Левин. — Моя лапушка… Моя самая любимая. Мы познакомились в Минске. Я был в командировке… Найди ее, пожалуйста. Соня Альтерман. Скажи ей, что я очень, очень ее любил…

Снег валил все гуще. Скоро совсем стемнеет и уже ничего нельзя будет увидеть — ни рвов, ни воронок, ни столбов с колючей проволокой, ни скрытых немецких дзотов…

— Идем! — скомандовал Деркач, пряча фото девушки в карман гимнастерки. — Будем драться, пока живы. — А если ты уцелеешь, найди мою Варьку и расскажи, как ее батя геройски погиб. Чтоб не презирала и не стыдилась меня…

— Найду, — пообещал Левин, неожиданно резко выбрался из окопа и, крича каким-то ужасным, немужским тонким голосом, кинулся вперед, беспорядочно стреляя впереди себя.

Где-то впереди засветились немецкие сигнальные огни, и тотчас началась вторая серия артподготовки. С жутким свистом из черных небес посыпались снаряды, и Деркач даже не успел ничего крикнуть, упал в грязь как мертвый и содрогнулся вместе с землей от чудовищного взрыва, и последнее, что он увидел и запомнил, был огромный черный столб огня, земли и дыма, поднимающийся как раз из того места, где только что стоял Сема.

Глава 50

Январь 1944 года. Госпиталь под Москвой

Деркач приходил в себя медленно, словно всплывая из глубокого колодца. Сначала были только обрывки — белый потолок, запах лекарств, чьи-то голоса вдали. Потом боль — тупая, ноющая, по всему телу.

— Очнулся, — услышал он женский голос. — Семен Маркович, вы меня слышите?

Он попытался повернуть голову. Рядом стояла молодая медсестра в белом халате, смотрела на него с облегчением.

— Семен Маркович? — едва ворочая языком, переспросил он шепотом.

— Да, вас зовут Семен Маркович Левин. Вы в госпитале. Ранены были тяжело, но теперь все будет хорошо.

Левин… Деркач попытался вспомнить, но в голове была пустота. Кто такой Левин? И почему его так называют?

— Я позову врача, — сказала медсестра и поспешила прочь.

Через несколько минут к кровати подошел пожилой человек в белом халате — полный, добродушный, с седой бородкой.

— Ну что, боец, очнулся наконец? — улыбнулся он. — Я Иван Петрович, твой лечащий врач. Как себя чувствуешь?

— Плохо помню… что со мной?

— Осколочные ранения. Живот, ноги. Долго без сознания был, месяца полтора. Мы уже опасались, что не очнешься.

— А как… как вы узнали, кто я?

— В нагрудном кармане гимнастерки нашли фотографию девушки. На обороте надпись: «Дорогому Семочке Левину от Сонечки Альтерман». Потом сверились со списками штрафников. Есть такой, да. Повезло тебе, парень. Никто из роты не выжил, ты один. Искупил свою вину кровью… Ну, давай, поправляйся!

Альтерман… Это имя что-то будило в памяти. Девушка с темными глазами, которая писала письма еврейскому дядьке. Сема рассказывал о ней перед своей последней атакой.

Память возвращалась по крупицам. Окопы, снег, трупы товарищей. И рядом — Сема Левин, который умирал от раны на груди, шепча о своей невесте.

— Семен Маркович, — сказал врач, — тебе нужно много отдыхать. Память восстановится постепенно.

Дни тянулись медленно. Медсестра Катя — так звали девушку — ухаживала за ним заботливо. Приносила еду, лекарства, читала газеты. Врач каждый день делал обход, проверял раны.

Память действительно возвращалась. Но странно — первое, что он вспомнил отчетливо, были не родные лица жены и дочери Варьки. А фамилии и должности людей, которых перечислил ему перед смертью Левин.

Геннадий Стернин, контролер карточного бюро. Марат Тахиров, заведующий районным отделом торговли. Валерий Краснов, заведующий базой снабжения… И еще четыре фамилии. Деркач помнил их так четко и ясно, словно перед его глазами висел список и буквы были крупными, прописаны аккуратно. Сема, готовясь к своей последней атаке, прошептал эти имена, как молитву:

— Прошу… Найди этих сытых гадов. И отомсти за жену свою, за остальных несчастных мучеников…

Через неделю Деркач мог уже сидеть на койке. Андрей — теперь уже Сема — попросил у Кати ручку и бумагу.

— Хочу письмо написать, — объяснил он.

— Кому? Родным?

— Да так. Одной женщине… До войны работали вместе…

Писал он долго, тщательно подбирая слова:

"Уважаемая Варвара. Вам пишет Семен Левин, товарищ вашего отца по штрафной роте. Ваш отец геройски погиб, защищая позицию. Перед смертью просил меня найти вас и помочь. Не знаю, когда меня выпишут, но было бы лучше, чтобы вы приехали ко мне. Я лежу в серпуховском эвакуационном госпитале (бывшая школа № 4). Найти не трудно. Вара, когда вы приедете, то спросите Семена Марковича по прозвищу Штрафник, меня тут бойцы так прозвали».

Он сложил листок и отдал Кате.

— Передайте на почту, — попросил он.

— Конечно, Семен Маркович.

Деркач знал, что письмо обязательно прочитает военная цензура. И у него даже мысли не возникло написать дочери правду. Но он был спокоен и уверен, что Варька сразу поймет, что писал отец, а не какой-то незнакомый Левин. Во-первых, она