Пропасть - Роберт Харрис

двинулся в обратный путь к готической калитке и дальше по тропе, через мостик и по краю леса. Последние ярды он прополз на животе по подлеску до того места, откуда смог осмотреть берег в подзорную трубу. Подготовились к пикнику основательно: сдвинули вместе раскладные столики, накрыли белой льняной скатертью, разложили салфетки и расставили серебряную посуду с хрустальными бокалами. Семейство Стэнли расселось вокруг на восьми стульях с Венецией во главе стола; слуги проворно наливали напитки и подавали блюда. Трогательная картина на фоне сверкающего вдали моря. «Вот тебе и война!» – подумал Димер. Какое-то время он понаблюдал за пикником, а затем вернулся по своим следам в лес, раздвинул ветки, достал велосипед и покатил к дороге, слушая крики куликов и кроншнепов, с внезапным чувством собственной незначительности и одиночества среди этого безлюдного первозданного пейзажа.

Премьер-министр покинул Даунинг-стрит во второй половине дня, чтобы, проехав шестьдесят миль, навестить Тенантов, родственников со стороны жены, в их замке Лимпн в Кенте. Он взял с собой Вайолет и Ока, а также неизменного Бонги. Марго гостила у своей сестры в Шотландии.

Он сидел на своем обычном месте, сзади, справа от шофера, но вел себя непривычно тихо, прижавшись локтем к стеклу, подперев подбородок ладонью и рассеянно поглядывая на улицы Лондона. Китченер только что сообщил ему, что британская армия, вероятно, начнет боевые действия против немцев еще до окончания дня. Он чуть было не решил никуда не уезжать. Но какой смысл ожидать новостей в Лондоне? Что он мог сделать? Он был могущественным и беспомощным одновременно, ответственным за все, что происходит, но совершенно не сведущим в этом – дьявольски неприятное положение, самое неприятное из всех, в каком только можно оказаться.

Постепенно все начали сознавать, что он молчит.

– Знаешь, что может взбодрить тебя, Премьер? – сказал Ок. – Раунд-другой в гольф. Подай сигнал Хорвуду, чтобы остановил машину.

Они остановились где-то в пригороде Южного Лондона, Ок вышел из машины и поговорил с Хорвудом, а через пару часов, когда они были уже почти у побережья, машина изменила курс на Литтлстоун.

Играл премьер-министр скверно, но какое это имело значение? Небо над Ромни-Маршем было бескрайним, поле для гольфа – неправдоподобно ровным, окруженным морем. На какой-то благословенный час он позабыл о войне. Они успели пройти семь лунок, прежде чем свет потускнел, солнце опустилось в груду пурпурных облаков, протянув над болотами широкие золотистые лучи, так что все это напомнило премьер-министру полумрак в соборе. Не в первый раз поблагодарил он Бога за легкий, бесхитростный характер своего третьего сына, для которого не существовало настолько трудных проблем, что их нельзя было хотя бы на время свести к нулю физическими упражнениями или карточной игрой.

Когда они уже возвращались к машине, премьер-министр спросил сына, что тот собирается делать дальше.

– Я попросился на флот.

– Правда? Никогда не представлял тебя моряком.

– А я и не буду моряком. Уинстон разрабатывает план создания морской дивизии, которая будет сражаться на суше.

Премьер-министр невольно рассмеялся:

– Уинстон со своей личной армией! Что тут может пойти не так?

Лимпн был настоящим средневековым замком, построенным шестьсот лет назад. За обедом премьер-министр удачно сел между двумя хорошенькими племянницами Диной и Каку, еще не вышедшими замуж в свои двадцать с небольшим, и разговаривал через стол с Фрэнком, владельцем замка. Отец Фрэнка и Марго был самым богатым человеком в Шотландии. Когда он умер, то оставил состояние более трех миллионов фунтов стерлингов, но если два старших брата унаследовали доход в сорок тысяч фунтов в год, то девочки не получили ничего. И вот теперь Фрэнк заявил, что намерен продать замок или же предоставить его правительству и переоборудовать в госпиталь для раненых солдат. Этот разговор напомнил премьер-министру о войне, и он попросил Бонги позвонить в Лондон и узнать, нет ли новостей, но тот вернулся ни с чем.

На следующее утро премьер-министр еще не встал с постели, когда Бонги принес ему воскресную почту: короткое письмо от Венеции с благодарностью за подарки (ты такой милый, я буду хранить их, как сокровища) и еще одно, от Китченера, в котором тот сообщал, что Четвертую дивизию прямо сейчас переправляют во Францию, а сэр Джон Френч удовлетворен своими позициями. О боевых действиях ничего не говорилось.

Вышло так, что именно в этот момент он увидел в окно спальни эскадру из восьми линкоров и двух крейсеров, огромными серыми призраками величаво проплывающих по Каналу. Должно быть, они и перевозили новую дивизию, двадцать тысяч солдат, погрузив их в Саутгемптоне и на всех парах спеша доставить на фронт. Эта картина взбодрила его. В субботу он дважды писал Венеции, а теперь снова взялся за перо.

Твое прелестное письмецо пришло, когда я еще только проснулся. Как заботливо было с твоей стороны послать его рано утром! Я написал Китченеру, что хотел бы заранее получать информацию обо всех передвижениях на фронте, и думаю, тебе будет интересно взглянуть на его ответ.

Потом он описал ей картину, увиденную за окном, вложил оба письма в конверт, запечатал и отнес Бонги для отправки на почту. Ему хотелось делиться с ней всем.

Он остался в замке на весь день, прогуливался по парку, играл в гольф и бридж. Только после обеда уехал с Оком и Бонги. К тому времени Ромни-Марш уже заволокло густым морским туманом.

«Нейпир» еле полз по узким переулкам. Свет фар отскакивал от болезненно-желтой стены. «Туман войны!» – попытался он обратить все в шутку, но только сам разнервничался, ругая себя за то, что не уехал раньше. Полиция Кента, отлавливающая шпионов и диверсантов, дважды останавливала машину, и ему пришлось выслушивать, как Хорвуд объясняет, что везет в Лондон премьер-министра. Во время проверки ему светили фонарем прямо в глаза. Он сидел с каменным лицом и смотрел строго вперед. Туман не рассеялся до самого Мейдстона, и только в половине второго ночи они приехали на Даунинг-стрит, где их уже ожидала Марго. Он был не в том настроении, чтобы слушать ее рассказы об охоте в Шотландии, и сразу отправился спать.

Вскоре после семи его разбудил Джордж, протянул полусонному премьер-министру халат и сообщил, что лорд Китченер просит немедленно принять его и ждет внизу. Премьер-министр надел халат, затянул пояс, сунул ноги в домашние туфли и поспешил к лестнице.

Фельдмаршала в деловом костюме и котелке он нашел в зале заседаний. Котелок лорд Китченер снял, как только премьер-министр вошел в зал. В той же руке он держал лист бумаги,