Детектив Киёси Митараи - Содзи Симада

– А я вот сейчас размышляю о жажде возмездия. Бог дозволяет людям месть, особенно в исламе. Возможно, в этом и кроется первопричина всех ошибок на свете. Не исключено, что без этого нынешнего кровопролития не было бы.

– А что насчет ненасильственного сопротивления Ганди?

– Если отказываться от сопротивления будет лишь одна сторона, то ничего не выйдет. Надо, чтобы все боги посовещались и договорились жить в духе ненасилия.

– В конечном счете наш бог дозволяет ударять мирного буддиста.

– Да, и не только. Бог так и не наказал тех, кто перерезал запястья тридцати тысячам индийцев за то, что они отказались крутить прялку. В конце концов Иисус стал пресс-секретарем и защитником интересов белых людей, хотя не был одним из них.

– Поэтому в христианстве и рождаются новые независимые церкви, особенно на Востоке. Они призваны быть чище своих предшественников, однако вскоре становятся ничем не лучше их. В результате они начинают допускать все те же ошибки, поскольку больше всего их заботит самозащита.

И Ларри, и Берт уже перешагнули семидесятилетний рубеж. Тридцать восемь лет назад они встретились на студии «Метро-Голдвин-Майер» и с тех пор крепко сдружились. Оба застали лучшие годы Голливуда и на исходе золотого века киномюзиклов не раз работали бок о бок: один ставил танцы, другой создавал оригинальный грим.

С наступлением эры телевидения ушла эпоха, когда на киномюзиклы можно было тратить сколько угодно денег. Понимая, что их время прошло, они удалились на покой в свои дома в Беверли-Хиллз. Однако на голливудском небосводе засияла звезда Леоны Мацудзаки, которая изъявила желание поработать с ними и пригласила их на съемки.

Они оба часто пересекались на изнурительных репетициях. Как хореографу, Ларри не было нужды участвовать в натурных съемках в Израиле, но, желая сделать «Саломею» своей последней, памятной работой, он вызвался поехать с ними.

В машинах ехали члены команды, прибывшие на место съемок позже остальных. Вместе с хореографом и гримером ехали реквизитор Майкл Бэрри и молодой стилист по прическам Джим Бейнс – последний сидел за рулем. В другом автомобиле разместились реквизитор Перри Боно, звукорежиссер Питер Фабре и его помощники Эдди Томасон и Марлон Вайда.

Открыв окно, можно было ощутить страшный жар, как из печи, запах раскаленного песка и камней и едва уловимый аромат моря. Сейчас они следовали на юг мимо Кумрана, прославившегося на весь мир после обнаружения свитков Мертвого моря[343]. К северу от моря кое-где попадались клочки растительности, однако с южной его стороны были лишь пустыня и камни.

У подножия рыжеватых гор вдалеке показалась бежевая каменная кладка; видимо, то были остатки Кумрана. В остальном пейзаж был непримечательный – вряд ли он как-либо изменился со времен Ветхого Завета.

– Что это там? – спросил Берт. В стороне от шоссе стояла большая грязная постройка, рядом с которой возвышалась насыпь из черных обломков.

– Урановый завод, – отозвался Ларри. – К той горе шлака лучше не приближаться. Говорят, там страшное излучение и все, кто подбирается туда близко, заболевают раком.

– Надо же, какая противная штука есть в стране Бога!

Они миновали завод и продолжили ехать дальше, как вдруг увидели любопытную постройку на обочине впереди. Издалека она выглядела неприметной, но машина ехала быстро, и очень скоро они оказались совсем рядом с ней.

Наверняка все автомобили замедлялись, проезжая мимо. У Мертвого моря стояла необычная мечеть, напоминавшая Купол Скалы в Иерусалиме. В ее середине сиял прекрасный золотой купол, окруженный четырьмя минаретами с такими же золотыми навершиями. С внешней стороны круглое здание имело четыре пристройки слегка изогнутой формы, на крышах которых располагались минареты. Углы крыш были отделаны прозрачным стеклом – видимо, для доступа света, поскольку у постройки не было ни единого окна. Стены с внешней стороны были украшены великолепными мозаичными арабесками в голубых тонах.

После долгого созерцания рыжеватых гор и неприветливой пустыни путники завороженно любовались контрастом между голубизной изящных узоров и сверкающими золотыми куполами. Вид мечети никого не оставил равнодушным. Возможно, такая пленительная красота и привлекала людей в лоно ислама. С такой мечетью, возведенной посреди песков, не смогли бы посоперничать ни христианская церковь, ни иудейская синагога, ни буддийский храм. В пустыне ислам распространял вокруг себя какое-то магическое очарование.

Однако путешественников заинтересовала не только изысканная мозаика, в которой воплотились сотни лет исламской культуры. Отчего-то на куполе и окружающих его крышах было установлено множество пропеллеров, вращавшихся под дуновением ветра. Из-за них казалось, что перед ними на самом деле стоит огромный космический корабль, совершивший аварийную посадку на морском побережье. Время от времени в пустыне дул сухой жаркий ветер. Если под него попадала оголенная кожа, то ощущалось это так, будто по ней прошелся огонь. В такие моменты вблизи мечети, должно быть, поднималась песчаная буря, и пропеллеры начинали вращаться еще быстрее. Наверняка стоявшему возле нее человеку могло почудиться, что огромная постройка вот-вот плавно оторвется от земли.

Они медленно подъехали к мечети. С этого ракурса казалось, что огромные минареты упираются прямо в небо. Вслед за ними показалась мощеная дорожка, ведущая к дверям мечети, слева от которой располагалась белая, отдельно стоящая постройка, напоминающая древнегреческий храм.

Главный вход в мечеть представлял собой великолепное каменное сооружение в типичном для исламской архитектуры стиле. Он имел пять колонн, между которыми симметрично располагалось четыре колоколообразных углубления. Колонны также были украшены арабесками из голубой мозаики.

Снизив скорость, автомобили направились к входу. Позади мечети расположились два трейлера и два внедорожника, а также был установлен большой шатер. На фоне темного пространства внутри мечети стояли четверо людей, все в солнцезащитных очках. Одна из фигур, невысокого роста, махала им рукой. Мало-помалу ее силуэт стал больше. Наконец машины остановились на брусчатке перед зданием в греческом стиле.

Махавшая им девушка в брюках и белой шляпе сбежала вниз по ступенькам и сквозь ослепительное солнце направилась к ним. Вначале она поприветствовала Джима Бейнса и пожала ему руку, а затем улыбнулась Ларри и Берту, медленно выбиравшимся из машины. Красота Леоны Мацудзаки – а это была именно она – ничуть не уступала прекрасным голубым арабескам.

Вслед за ней подошли трое мужчин. В середине шел режиссер Эрвин Тофлер. На нем были солнечные очки в черепаховой оправе, ветер развевал его длинные волосы. Протянув руку, он терпеливо помог выйти наружу Берту, у которого, в довесок к пожилому возрасту, были проблемы с ногами.

Как они и подозревали, снаружи стояла невыносимая жара. В воздухе витал запах раскаленных камней и моря. Должно быть, именно так пах мир во время сотворения.

Справа от Тофлера, чуть запоздав, подошел лысеющий человек средних лет, несколько угрюмый на вид, – оператор-постановщик Ричард Уокиншоу. Вторым человеком среднего возраста, слегка полноватым, был художник-постановщик Оливер Баррет.

– Ну как, коллеги, всё в порядке? – непринужденно заговорил Оливер. – Добро пожаловать в пекло! Ни у кого нет обезвоживания? Здесь лучше пить как можно больше. Давайте-ка в тенек.

– Кондиционера нет, но в тени довольно прохладно, – добавила Леона.

– Это худшее место, сотворенное Богом. Однако именно здесь появился на свет его сын, – сказал режиссер и взял багаж коллег.

Завидев машины, из темноты выбежали помощники режиссера. Все вместе они взяли сумки, донесли их до входной зоны и временно поставили их на каменный пол.

– А Стив и Дэнни нашлись? – спросил Берт. Он медленно шел, опираясь на трость.

Месяц назад продюсеры «Саломеи» Стив Хан и Дэнни Джексон приехали сюда предварительно осмотреть местность, но внезапно исчезли. Пресса пока что об этом не знала.

– Нет, – кратко ответил режиссер.

Из темноты вышла еще одна стройная красавица. Это была Кэрол Дарнелл, начинающая театральная актриса, которой спешно отдали роль Иродиады после трагедии с Шэрон Мур. Между собой члены съемочной команды поговаривали, будто бы ее Леона жаловала гораздо больше, чем Шэрон. И все же Кэрол была не такой звездой, как прежняя Иродиада. По прогнозам, без Шэрон фильм