Рукопись, найденная в Выдропужске - Анна Викторовна Дашевская

– И «Кобзарь», и «Избранное» сорок восьмого года, и Левинсон впридачу? И всё это в одном собрании? Это что, Ханиева обворовали? Ой…

– Этого я не знаю, ты ж понимаешь, заказы приносят в основном не мне. Но да, всё это в одном собрании. Было. И, Стёп, копии! Я даже не знаю, кто сейчас возьмётся делать копию того же «Кобзаря», это ж всё другое! День немалые, конечно, но не такие, чтобы так надрываться – бумага, шрифты, набор, ткань на корешок, состав клея… Вот и правда, ой.

Степан вздохнул.

– Даже если я тебе скажу, кто принёс мне книгу, это ничего не даст. Мелкий мужичонка, таскает в основном то, что удалось стянуть в книжном магазине. Он и не понял, что притащил, я ему заплатил сто тысяч, так у него руки дрожали.

Сто тысяч. А запросил у нас два миллиона с большим хвостом, почти три. Аппетиты у вас, друг мой сердечный… С другой стороны, а я сама что, поступила бы иначе? Не уверена, совсем не уверена.

– Стёп, – поинтересовалась я вкрадчиво. – А скажи мне, дорогой мой, зачем это тебе понадобились вдруг немалые деньги, да ещё так срочно?

– А! – судя по интонации, он махнул рукой. – Такая ситуация сложилась, что другого выхода не было. Катька беременна и собирается рожать, понимаешь?

– Понимаю.

Выходит, с Катериной у них всё и впрямь серьёзно, Степан с ней вместе уже года три, а теперь ещё и дитя в проекте, ого!

– Ну и она пристала прямо с ножом к горлу, мол, хватит на съём деньги тратить, надо своё жильё. И как раз квартира подвернулась, как она хотела – большая, светлая, зелёный район, и метро рядом. Ну, от центра далеко, конечно, да и фиг бы с ним, тут дышать нечем.

– И что, у тебя не хватало на покупку квартиры, поэтому ты продал книгу из своего собрания?

Недоверие в моём голосе можно было собирать ложками и продавать по весу – ну в самом деле, чтобы человек, десять лет убивший на книжную страсть, продал что-то из своей коллекции? Да ещё такую редкость, как Пастернак сорок восьмого года, и за полцены? Не верю!

– Во-первых, на квартиру у меня хватало, но мебели-то нет, только книжные шкафы. Во-вторых, ты же знаешь, я двадцатым веком не интересуюсь, моё дело – восемнадцатый-девятнадцатый. И потом, ну не чувствовал я, что это моя книга, понимаешь?

И опять я понимала, бывает такое. Вот тот самый Ренье – это были мои книги, и после маминой смерти они остались со мной. А сколько изданий куда более редких и дорогих прошли через мои руки и исчезли из виду?

– Скажи мне, а ты можешь этого мужичонку расспросить, где он «Избранное» стянул?

– Алён, тебе-то это зачем? Кто заказчик, сам Ханиев?

– Нет, он пришёл к Козлятникову, а тот уже к нам. Не ко мне, к боссу.

– Угу. Козлятников, значит. К боссу. Алёнушка, а ты можешь от этой истории отстраниться? Что-то плохо она пахнет, я прямо чувствую, что смердит, хотя и не скажу, чем именно.

– М-м… Наверное, могу. В пятницу я уезжаю на дачу к друзьям, оттуда в Торжок дня на два… Почти неделю меня не будет.

– Вот и правильно. Я, конечно, попробую Славку этого расспросить, но толк вряд ли будет. А ты лучше держись в стороне.

Мы распрощались, я отложила телефон и наконец-то налила себе вина.

Степан прав, история странная, а детективы хороши только на книжных страницах, я это ещё по истории с Вероникой поняла. Что-то густо заваривается какая-то каша вокруг Балаяновского бизнеса, не хочу я в ней нырять. Тонуть.

Вот что: закончу заказ с Чевакинским и его наследием, возьму отпуск, у меня уже за три года накопилось, и поеду, в самом деле, к тётушке на раскопки. И пусть они тут хоть… хоть что делают, меня это больше не интересует.

Странно успокоенная таким решением, я допила бокал и ушла спать.

Часть 8. Видимая часть айсберга

ЧАСТЬ 8.

«В дороге я размышлял об удивительнейших словах отшельника, ибо никак не мог уразуметь, каким образом добродетель может опираться на более прочные основания, нежели чувство чести, каковое само по себе объемлет все добродетели, какие только существуют».

Ян Потоцкий. «Рукопись, найденная в Сарагосе»

Судя по тому, в какое время Алябьев оказался у моей двери, «юным крокодилам» сегодня сильно не повезло: мало того, что вольная летняя жизнь закончилась, так ещё и на линейку их отвели раным-рано. Иначе говоря, не было и половины девятого, когда зазвонил дверной звонок. Зевая во всю пасть, я открыла замки, кивнула раннему гостю на кухню и побрела в ванную, разыскивать, где у меня лицо.

Из кухни запахло кофе, и я удивилась, как легко майор, впервые ко мне пришедший, отыскал капсулы для кофемашины, чашки, сливки… А, нет: переоценила я его сыскные таланты, вместо кофейных чашек на стол были водружены самые большие кружки, какие отыскались на полках.

– Тебя отвезти в магазин, или поговорим сперва?

Я пожала плечами.

– В магазин ещё рано, мы открываемся в десять. Можем поговорить, но я примерно представляю, что ты мне скажешь.

– А я не скажу, я спрошу. Вот как ты ухитряешься всё время оказываться рядом с криминальной ситуацией, а?

– Костя, ты вообще о чём? Какое отношение ко мне имеет убийство Вероники? Никакого, правильно, кроме возникшего у меня естественного любопытства.

– Угу, и история с книгой тоже не имеет к тебе отношения?

– Истории с книгами – это моя работа. В данном случае я всего лишь хотела с тобой посоветоваться, в чём там может быть дело. Но, поскольку ты вчера слушать меня не стал, я и сама разобралась, вот.

– Хорошо, – спокойно ответил мне майор Алябьев, допивая кофе. – Тебе ещё сварить?

– Нет, спасибо. Так вот, история с книгой, как выяснилось, случайность. Моего друга никто не знает, мы вертимся в разных средах и интересуемся разными вещами. Он коллекционер, а я продавец и охотник, и я не знакомила его ни с Балаяном, и с остальными в магазине.

«И вне магазина тоже», – добавила я мысленно, вспомнив Козлятникова. Что-то мне подсказывало, что почтеннейший Адам Егорович чрезвычайно заинтересовал бы майора, примерно так же, как бесхозный кролик – серого волка.

– Хорошо, твоего друга никто не знает. Дальше что?

– Дальше было раньше. Книгу притащил к