Рукопись, найденная в Выдропужске - Анна Викторовна Дашевская

– Ну да, у Виолетты с Мариной и слон мог бы проскочить незамеченным, – хмыкнула я. – Босс под ноги не смотрит, а остальные преимущественно работают. Не до котиков.

– Вообще-то у меня есть подозрение, что её Лёлик твой впускал. Она была уверена, что её не обидят.

– Лёлик не мой, он свой собственный. И что с этой кошкой теперь будет?

– А что ей станется? Как кошке и положено, упала на все четыре лапы. Вон, сидит на моём диване, вылизывается, дети её затискали. Я веник спрятала, сосиской её подманила и в сумке унесла. Ты ж знаешь, что в мою сумку можно сложить много чего, уж небольшая кошечка легко помещается.

Да уж, сумка у Натальи была знатная.

– Ну и хорошо, – сказала я с лёгким сердцем. – Тогда прощаюсь до вторника или до среды.

– Оставайся там, где ты сейчас есть. Сегодня босс орал, так что стены тряслись?

– На кого? – удивилась я.

За девять лет я, кажется, ни разу и не слышала, чтобы Балаян орал.

– А вот послушай. С утра он мотался куда-то, потому что приехал мало что не к обеду. Потом по телефону поговорил с адвокатом своим, Лобановым, ну, ты знаешь его.

– Знаю. Геннадий Аверьянович, очень знающий юрист. И что Лобанов?

– Что Лобанов, сказать не могу, в моём кабинете слышно только одного собеседника, Балаяна. Но что-то такое адвокат ему сказал, что босс наш орать начал почти сразу. Вернее, сперва шипел, потом орал, а потом телефон об стенку шваркнул.

– Разбил?

– Судя по звуку, да.

– Интересно… Но я даже предположить не могу, где он был с утра. Хотя… пожалуй, предпочла бы этого и не знать.

– И правильно. Потому что потом пошло по кругу: огребла Виолетта за грязь в торговом зале и захватанные витрины, потом досталось твоему Лёлику…

– Он не мой.

– Своему собственному Лёлику, – мне слышно было, как Наталья щёлкнула зажигалкой и со вкусом затянулась. – Ты не думай, наш тихоня отвечал не хуже. И крик у них был из-за документов Чевакинского.

– Во как… – я оторопела. – Да Лёлик этим заказом и не занимался вроде…

– Не знаю уж, занимался или нет, а только спор был о размере премии. И похоже, что Балаян платить не хочет. Учти ещё, что денежки никакие на наш счёт не приходили, там уже вторую неделю практически пусто. Так, всё, я пошла!.. – перебила Наталья сама себя. – Кажется, кто-то разбил мою любимую вазу. Ух, сейчас этот кто-то получит!

Я отложила телефон и тупо уставилась в стену напротив, на не слишком умелый рисунок с изображением той самой Выдропужской церкви.

«Значит, вот оно что… Значит, Лёлик занимался поиском документов по Чевакинскому параллельно со мной. И, похоже, ему Балаян пообещал те же условия, что и мне, то есть, половину гонорара. Это что он нам, устроил гонку, тараканьи бега? Да почему ж Лёлик мне не сказал сразу, работали бы вместе, и гонорар бы поделили! Так, где-то у меня был коньяк во фляжке…»

В общем-то, и без этого глотка коньяку мне было всё понятно, только очень не хотелось признавать факты. Но они упрямы, и с ними трудно спорить: Лёлик мне вовсе не друг, Балаяну на меня наплевать, и работать в «Лучшем подарке» я больше не буду. Точка.

Спала я плохо, часто просыпалась, и снилась мне всякая дрянь, которая не запоминалась, а словно опутывала липкими нитями, связывала, тянула куда-то в грязную лужу. Часа в четыре, когда самая тёмная ночь отступила и за окном уже посерело, я снова открыла глаза. Хотелось вымыться, съесть конфету и на ручки. Поскольку из всего этого доступен был только душ, я воспользовалась им, вернулась в постель и снова закуталась в одеяло. Закрыла глаза и отпустила сознание.

Спит город Торжок, только река шуршит листьями кувшинок и водяного ореха. Спят окрестные леса, и дорога в сторону Выдропужска тиха, осела дневная пыль. Закрыта дверь церкви, построенной Саввой Чевакинским, только внутри, в правом притворе, тихо мигает огонёк лампады. Спит большая собака в сарае и её щенки, которым вскоре предстоит стать серьёзными охранными собаками… Тут меня потянуло в сторону, и я вдруг увидела перед собой тёмные глаза под седыми бровями, белоснежную бороду, морщины…

Отец Павел смотрел серьёзно и строго. «Ты приезжай, девочка, не задерживайся. Как бы поздно не стало». Вынырнув, я посмотрела на часы: всё моё мысленное путешествие по окрестностям заняло шесть минут. Конечно, поначалу и пары минут не получалось, но всё равно, надо больше тренироваться. И обязательно съездить к отцу Павлу.

Вот в понедельник после архива сразу и поеду. Приняв это решение, я спокойно уснула.

***

Подарки для младших Алябьевых я выбрала в нашем хранилище и честно заплатила за них в кассу. «Приключения Гомера Прайса» и каверинские сказки примерно в этом же возрасте я любила до самозабвения, перечитывала каждую книгу раз двадцать и могла цитировать кусками. Конечно, между мной и этими мальчишками разница куда больше, чем в своё время была у меня с той же тётушкой Ядвигой; вполне может оказаться, что гаджеты полностью заменяют Боре и Ларику чтение. Но попробовать-то я могу?

Хорошо воспитанные мальчики поблагодарили, порассматривали картинки пару минут, после чего тихо просочились в сад, оставив книги на веранде. Ирина посмотрела вслед сыновьям и развела руками:

– Увы, не хотят. Я уж как только ни подъезжала, но планшет куда интереснее. Единственный вариант, который их приковывает к книге – если им перед сном читает Костя. Но он к их укладыванию спать приезжает хорошо если раз в неделю.

– Ты не одинока во вселенной, – хмыкнула я. – Моя приятельница затянула дочку в чтение благодаря детским детективам, но с девочками вообще попроще. До какого-то момента.

– О, да! Ну, мои юные крокодилы сейчас ещё и в большом нетерпении, отец обещал из взять с собой за мясом для шашлыка, да заспался сегодня. Приехал уже сильно за полночь. Правда, с новостями, – и она хитро на меня посмотрела.

– Хочешь сказать, эти новости меня касаются?

– Моя дорогая жена ничего на эту тему сказать не хочет! – послышался голос Алябьева. – Поскольку и сама не в курсе. А я сейчас буду исполнять обещание, данное детям, потом жарить шашлык, а потом уже выступать с новостями.

– Ну и хорошо, – улыбнулась ему жена. – Тогда вынеси, пожалуйста, шезлонги, мы с Алёной сядем под яблоней и будем лениться.