Кровь в наших жилах - Татьяна Лаас

Голод мыслям не способствовал, напоминая дикими трелями в животе.

Кто и за что её запер тут? И за какие осенние события в Суходольске?

Юсуповы. Маловероятно. Они породили слухи о ските, которым запугали княгиню. Еще выдали своим присутствием Рокотова. И все. Их можно вычеркнуть. Больше они никак не связаны с происходящим, кроме Матвея, конечно. Или его все же стоит называть теперь Ильей? Надо будет спросить его самого. Лиза поморщилась — какие глупости лезут в голову.

Колени согрелись от её дыхания, голые стопы еще нет. И кому помешали чулки?

Дальногорские. Эти что тут искали, кроме покровительства Лизы? Они запустили слухи про скит, они запугивали Лизу планами Волкова жениться на ней. И?..

Сам Волков. Хотел посадить Лизу на трон, лишив её магии кромежа. Больше ему ничего не нужно было. Его Рокотов устраивал в тюрьме — тут его действиями воспользовались Голицыны, отсиживаясь в стороне.

Голицыны. Они держали в плену Матвея. Они давали Лицыну кровь для лечения. Стал бы князь Волков давать Мишину кровь Голицыным? Решилась бы на такое княгиня? Нет, Миша говорил, что давал кровь отцу — не матери. Князь бы ни за что не выдал императорское происхождение Миши. Кровь у Голицыных из других источников. Ирония судьбы, что Лицын предложил использовать кровь для лечения именно на Волковом, чем тот и воспользовался — ему-то мертвую кровь было брать неоткуда.

Го-ли-цы-ны.

Хоть кричи в потолок!

Лиза пыталась вспомнить, что знает о них.

Голицыны происходят от литовского князя Гедимина. У них нет родства с Рюриковичами, у них нет печати сокола, и живую царскую кровь им взять неоткуда. Тогда откуда?… Если кровь утекла не от Волковых, то…

Лизу бросило в жар от очевидности ответа.

Голицыны нашли Анну или Елену. Или даже их обоих. Им всего по семнадцать, головы задурить легко и просто. И Голицыных не устраивал ни возникший как черт из табакерки цесаревич, ни сама Елизавета — сейчас каждый, кто бывал при дворе, знает её настоящего отца. Анна и Елена куда как предпочтительнее. Волкова на Наташу ставку делала, но Наташа погибла.

И Голицыны замешаны в Зерновом — Милютин об этом говорил. Премьер-министр все же не тот человек, кто будет огульно обвинять. Получается, что Дашков не причем. И Зерновое как раз ловушка для него. Если смотреть со стороны, не зная всех фактов, то получается, что Дашков, не считаясь с человеческими жертвами шел к одной цели — завладеть радиевыми и урановыми приисками, чтобы… Сделать атомную бомбу и прийти к власти. Правильно подать — Дашков самим сатаной будет смотреться в глазах простых обывателей и гарантированно вылетит из борьбы за престол. Если он не лгал на берегу оставшейся безымянной для Лизы речки, то он, как и она сама, не стремится к престолу.

Разобраться бы, кто с помощью крови управляет стихиями, а кто завладел артефактами?

Что получается?

Она осторожно прошептала в колени:

— Я — огонь. Миша — воздух. Дашков — земля. Голицыны… Вода? Или тоже земля?

И у кого же артефакты?

Возможно, у Волкова, но сомнительно. У Голицыных. И у… императора. Крепость «Орешек» не даст с таким ошибиться.

Тогда, кто напал на императора, чуть не убивая его? Голицыны? Маловероятно. Дашков? Неприятно. Все же Опричнина? Это больно. Кто-то еще неизвестный? Ничего не понятно.

Что хочет от неё император, который узнал о её существовании всего с неделю назад, когда и Опричнина? Соколов говорил — брак. Вариант. Или её уничтожение — чтобы не путалась под ногами. С последним он чуть-чуть опоздал — Опричнина успела принести ей клятву.

Дверь со скрипом открылась — её петли специально, что ли, не смазывают?

— Встать! Лицом к стене! Руки за голову!

Кажется, пришло время узнать, что же от неё хотят. Пытать её не могут — она Великая княжна, это надо помнить. Больно не будет. Будет унизительно, стыдно, долго, противно, но не больно.

Ей, больно дернув руки, надели кандалы и вывели из камеры.

Конвоиры выглядели необычно. Черные, лишенные петлиц и погонов мундиры. Ни одного знака отличия. Даже фуражки зияли дырами от снятых кокард. И оружия на поясе никакого — оно же тоже может выдать. Только и видно, как левые руки конвоиров привычно замерли, прижатые к бокам — там, где должен быть палаш. Военные. Точно военные. Не жандармы, которые и должны расследовать заговоры, но император их не считает лояльными.

Узкие коридоры, шершавые, холодные плиты под ногами.

Она тут останется навечно, если так решит император.

Что ему надо и что она может предложить? Все, что есть у неё, есть и у него.

Впрочем, предложений от неё и не ждали. Ей привели в камеру для допросов, усадили на неудобный, приваренный к полу стул, закрепили кандалы к стулу, чтобы не сбежала и замерли за её спиной, в ожидании того, кто придет её допрашивать.

Прихода императора она не ждала — сперва её будут пугать и дожимать, чтобы потом только диктовать свои условия, когда она сломается. Главное, не предать Сашу и опричнину. Остальное можно. Можно сдать Волковых, кроме Миши, можно сдать Огня, можно сдать… Кого еще? Она не знала.

Допросная была маленькая и провонявшая кровью и хлоркой. Перед Лизой стоял пустой стол, даже чернильницы на нем не было. Странно.

Вошедший — следователь? Или прокурор? — выглядел, как конвоиры. Безликий мундир, нежелание представляться, ледяной, отвратительный голос, холеное, породистое лицо, которое Лиза запомнит навсегда, чтобы потом найти и притащить в суд. Следом за ним зашел почти мальчишка, прижимавший к себе пачку бумаг и артефакторное перо. Канцелярист.

— Имя? — Мужчина за столом уставился на Лизу своими серыми, пустыми глазами.

— Светлана, — привычно сказала она.

Удар в затылок был внезапен и крайне болезнен. Голова тут же загудела, пальцы начали неметь, а в животе возник кусок льда, грозя обмороком.

— Имя. И не надо играть. Нам все о вас известно.

Канцелярист, пристроившись на уголке стола, ждал её ответа, чтобы записать.

— Елизавета, — пробормотала она. — Я дворянка. Ко мне нельзя применять пытки.

Её проигнорировали:

— Отчество!

— Григорьевна.

И снова удар, в этот раз в скулу. Зубы клацнули, чуть не прикусив язык. На глаза навернулись давно забытые слезы.

— Отчество!

— Павловна.

Забавно, что их не интересовала истина. По Лизе же видно, что она не Павловна и быть ею не может.

— Фамилия?

— Богомилова.

И снова уже ожидаемый удар.

— Фамилия?

— Рюрикович. Только это патроним,