Детектив Киёси Митараи - Содзи Симада

вспомнила про него: сейчас к запаху бетона в коридоре подмешался еще какой-то запах. Причем она ощущала это не столько носом, сколько интуицией, отчего поражалась себе самой.

Впереди была стена, и ей пришлось свернуть налево. Но тут же перед ней возникла еще одна стена, и в этот раз повернуть было нужно направо. Налево, направо, туда-сюда. Но она уже привыкла к коридору, поэтому даже начала запоминать дорогу. Хотя, возможно, и здесь ее вела интуиция.

Внезапно она замерла на месте. Неужели… пахло кровью?

Какой кошмар… Как же она сразу не поняла? Точно, пахло не морем и не пустыней! На ходу Кэрол несколько раз принюхалась. Вчера этого запаха здесь определенно не было. Но, может, это все-таки была не кровь, а что-то другое?..

Из четырех коридоров лишь Красный пролегал непосредственно под куполом. В дневное время под ним всегда было приятно проходить. Золотой свет, наполнявший цилиндрическое пространство, придавал ему возвышенную атмосферу. Люди, проходившие здесь, чувствовали облегчение, словно тяготы длинного пути вознаграждались. Благодаря куполу днем по Красному коридору можно было ходить без фонарика.

Это явно было одной из причин, почему Леона так поторопилась обосноваться в Красном флигеле. По сравнению с их коридором остальные три казались скучными и примитивными, как и ругался покойный Ларри. А из четырех комнат в их флигеле Леона взяла себе вторую, поскольку лишь из нее можно было попасть в башню. Лучший коридор и лучшая комната с обзорной площадкой – она явно вела себя как эгоистка. Но осуждать ее за одно только это было бы несправедливо. Леона пару раз приезжала сюда с Тофлером и Оливером еще задолго до остальных. Наверняка она бывала здесь и одна. «Она просто продолжает жить в комнате, которую приметила еще тогда», – спокойно твердила себе Кэрол. И все же, как и многие большие звезды, японка была весьма капризна.

Пусть некоторые и считали, что своей славой Голливуд был обязан евреям, все же именно белые сделали его таким, как сейчас. То же самое можно было сказать и об Америке как государстве. Триумф, которого добилась их страна, была честным вознаграждением за труды белого населения.

Всего несколько лет назад никто не позволил бы, чтобы азиаты не только играли второстепенных персонажей, но и отнимали ведущие роли у белых американок. Но неприязнь к Леоне в Голливуде не была следствием белого супремасизма[355]. Кэрол сама слышала, как неглупая актриса либеральных взглядов сквозь слезы жаловалась на своенравность Леоны.

Она, и глазом не моргнув, попирала американские нормы морали. Захотев играть главную роль, оттеснила в сторону белую актрису, а когда съемочная группа возразила, принялась отправлять ей письма с угрозами. Ей отказались продавать жилье в самом сердце Беверли-Хиллз, и тогда она, не желая идти на попятный, приобрела дом к востоку от этого района, вызвав недоумение у всех порядочных людей.

Ничто не мешало ей попробовать себя в японском или гонконгском кино, раз ей так хотелось играть главных героинь. Но если она станет лицом американского кино, то это будет значить, что все это время Голливуд закладывал фундамент под то, чтобы звездами в нем становились азиаты. И это будет абсолютно нечестно по отношению к тем знаменитым и безвестным героям, на чьих плечах он держался в течение всей своей истории. «Высшая справедливость обязана восторжествовать», – возмущенно размышляла Кэрол.

В пространстве под куполом дорога поворачивала на сто восемьдесят градусов. Сейчас здесь стоял полный мрак.

В отличие от Леоны, Кэрол была благоразумна и пользовалась уважением тех, кого можно было назвать совестью Америки. Она была честна и вежлива со всеми. Уважала тех, кого следовало уважать, и не забывала быть учтивой с людьми невысокого положения. Поэтому она не смогла от всего сердца проникнуться симпатией к Леоне и в ее присутствии становилась менее разговорчивой. Однако окружающие, похоже, списывали это на ее природную скромность.

Поворачивая из стороны в сторону, Кэрол продолжала идти по коридору. Она завернула за очередной угол – и вдруг настороженно замерла на месте. У стены в конце коридора стоял женский силуэт в белом одеянии. Кэрол посветила фонариком в сторону фигуры.

Голова женщины с длинными волосами склонилась на грудь. На ней было длинное белое неглиже – такое же надевала Леона.

– Леона?.. – позвала Кэрол и сделала несколько шагов вперед. Конечно же, это была она, ведь они вдвоем были здесь единственными девушками.

В свете фонарика она увидела, как фигура подняла голову, взметнув волосы.

Кэрол громко завопила. Лицо Леоны обезобразилось и сочилось кровью. Она приблизилась к Кэрол и резко вздернула руку, в которой что-то поблескивало…

* * *

Рация, лежавшая возле подушки Тофлера, запищала. Режиссер уже проваливался в сон, но вяло протянул руку к ней и нажал на кнопку передачи.

– Тофлер.

– Это Леона!.. – вырвался из маленького устройства крик. Тофлер не сообразил, чей это был голос. Территориально кричавший должен был находиться совсем близко. Однако из-за того, что они были заточены в каменных стенах, радиоволны доходили плохо. К тому же человек безумно кричал.

– Это кто?..

– Спасите! Она меня убьет! Леона меня убьет!

Последовал душераздирающий крик и странный металлический звук.

«Кэрол, что ли» – подумал Тофлер. Спросонья голова плохо работала. Так, голос женский… Из дам в съемочной группе только Леона и Кэрол. Тофлер даже не стал брать с собой помощницу, отвечавшую за соответствие снятого материала сценарию, а поручил ее обязанности Джойсу. Раз прозвучала фраза «Леона меня убьет!», значит, это кто-то кроме Леоны. То есть Кэрол.

– Кэрол? Рация у тебя? Что такое? – закричал Тофлер в ответ.

Рация внезапно замолчала. Однако, прижав ее к уху до боли, режиссер смог различить затихающий вопль.

Тофлеру стало не по себе. Этот звук больше походил на звериный рык, нежели на крик человека.

– Кэрол! Что случилось?! Не молчи!

Но ответа не было. В подтверждение тому, что рация не сломалась, из нее продолжали доноситься глухие стоны, которые, однако, становились все тише.

– Сейчас я буду! Открой засов на входной двери, Кэрол!

– Мистер Тофлер! – раздался чей-то голос. На освещенной луной лестнице стоял Джойс Изнер, проснувшийся от громкого крика своего начальника.

– Джойс, с Кэрол что-то странное. Быстро идем в Красный флигель. Буди всех остальных!

Джойс помчался вниз по лестнице, Тофлер тоже выскочил из кровати и обулся; джинсы и футболка на нем уже были. Накинув пиджак, висевший на спинке стула, он быстрым шагом направился к лестнице. Режим разговора отключать не стал: даже если аккумулятор сядет, у него есть запасной.

– Твою мать! – выругался он. – Мирандо, Ларри… Ну, уж Кэрол я им не дам!

Оказавшись на первом этаже, Тофлер вприпрыжку пересек комнату.

– Держись, Кэрол, еще немного! Открой засов! – продолжал он кричать в рацию, схватившись за дверную ручку.

– Эрвин! – приглушенно раздался из динамика хриплый женский голос. Он облегченно выдохнул. Слава богу, она жива! Тофлер прижал рацию к уху и заорал:

– Кэрол! Слышишь меня? Открой дверь в Красный флигель! Мы уже идем к тебе! Что у тебя происходит?

– Актеров нужно лучше выбирать…

– Что?.. Леона, это ты? Что происходит?!

– Они должны подходить под роли…

– Леона? Ты о чем?

– Я не Леона, – сказал все тот же скрипучий женский голос.

– А кто?..

– Эржебет Батори.

Тофлер нахмурился.

– Прекрати шутить, Леона! Сейчас же объясни, что происходит. И открой…

Клацнув, рация замолчала.

Тут распахнулась дверь, ударив Тофлера по руке. Показалось лицо Уокиншоу с покрасневшими глазами. За спиной у него виднелись лица Джойса, Ллойда и Пола Гейтвуда.

– Что произошло?

– С Кэрол что-то неладное. Она внезапно связалась со мной по рации и закричала. Затем голос оборвался. Так что идем ко входу в Красный флигель. Если понадобится, будем ломать дверь! Надо сообщить Оливеру, эта работа по его части! – кричал Тофлер, устремляясь в коридор.

– Оливер? – вызвал он его по рации. – Буди всех в Голубом флигеле. Сейчас же выходите наружу. С Кэрол что-то произошло, подробности при встрече.

Затем Оливер вызвал Берта в Зеленом флигеле и сообщил ему то же самое.

Уокиншоу шел впереди, освещая путь фонариком. Все были в пижамах, поверх которых накинули халат или пиджак.