Ромштекс с кровью - Константин Штепенко

– Я тебе обещаю душещипательную сцену встречи и скорого прощания. Даже дам им сфотографироваться, чтобы там у них стало известно, что торпеда пошла, и остановить ее не удастся.

Оба замолчали, думая каждый о своем. Расул взвешенно и спокойно просчитывал свои дальнейшие шаги, прикидывая, как достигнуть своей цели с минимальными затратами. Все шло даже лучше, чем ожидалось поначалу. Его ставка на определенные черты характера Дениса, на его глубокую погруженность в кавказскую тему и умение ладить с людьми полностью оправдалась. Он был почти уверен, что Джебраил Юнус-Малик жив и здоров, и очень скоро включится с его помощью, конечно, в эндшпиль начатой им игры, финал которой уже не зависел ни от количества, ни от качества и расстановки фигур на доске, а уже был предопределен другой силой, которая постепенно сгущалась над хребтами Кавказа, концентрируясь в свинцовый кулак, готовый к решающему удару. Теперь следовало подумать о безопасности во время последней стадии операции по извлечению американца из плена. Догерти так и не был нейтрализован, и трудно было поверить в то, что он разуверился в успехе и отказался от затеи покончить с Джебом – профессионал будет идти до конца. Он потерял помощников и время, но полностью сбрасывать его со счетов было нельзя.

Денис обдумывал то же самое, но со своей точки зрения. Он понимал, что карт-бланш, данный ему Конторой на время поисков Джеба, потеряет свою силу, как только злополучный журналюга попадет в руки к Расулу. С этого момента – спасайся, кто может! Нужно будет в считанные часы свернуть экспедицию и отправить женщин от греха подальше в Москву, да и самому вывести своих ребят как минимум в Ставрополье, пока не очухались потревоженные вторжением чужаков коллеги Тархана и Ирисхана.

* * *

Ихсан Майрбеков положил телефонную трубку и задумался. Только что ему позвонил очень серьезный человек, близкий к Совету Муфтиев, которому Ихсан доверял и к чьему мнению всегда прислушивался. Разговор был несколько странным, построенным на намеках и недомолвках, но все же кое-что просочилось сквозь витиеватые обороты речи, и это кое-что заслуживало всестороннего анализа. Он включил автоответчик, снабженный электронным записывающим устройством, на которое он записывал практически все свои разговоры. Несколько раз проматывая короткие кусочки разговора, Майрбеков, наконец, нашел то, что искал.

«– … ваши старания на почве всеобщего примирения мусульман Кавказа все больше привлекают внимание некоторых членов Совета. Ваше имя часто произносится в наших стенах, и некоторые даже вас цитируют, забывая сослаться на первоисточник. Все идет к тому, что скоро встанет вопрос о том, чтобы вы заняли достойный вас пост в религиозном управлении Дагестана. Только…

– Что, сеиди Шариф? Что-то не так?

– Нет. Все в порядке. Только постарайтесь отстраниться от мирских забот, особенно от военных. Я имею в виду ваши марсовы игрища с Камалом Максудовым и этим русским… Пустобаевым, кажется. Ну вы понимаете меня…

– Но мы вынуждены держать оборону, сеиди Шариф! Иначе как нам отбиться от многочисленных банд, которые так и лезут к нам как мухи на мед?

– Не беспокойтесь. Скоро этим займутся другие, более сведущие люди, вам же не стоит больше суетиться, а есть смысл обратить свой взор на идейное руководство мусульманами Дагестана. Может быть, даже придется потолкаться локтями. Иногда благородством следует поступиться ради высоких целей. Подумайте об этом, уважаемый Ихсан.

– Да, разумеется, сеиди Шариф, вы же знаете, я давно понял истинную цену вашим советам и следую им с благоговением…»

Действительно, то, что сказал ему между строк его высокопоставленный покровитель, было крайне важно для определения будущей линии поведения. Было ясно, что скоро в Дагестане начнется военная операция федералов против местных ваххабитов с возможным втягиванием в конфликт чеченцев, уже и без того активно хозяйничающих в приграничных горах. Нужно было отдать должное новому премьеру – он организовал прекрасную ловушку для зверя, и собирается непременно затравить его до смерти. Он далеко метит, и это нужно учесть на будущее. А пока следует отмежеваться от Москвы и от будущей войны, занять центристскую позицию, чтобы не потерять старых сторонников и приобрести новых, сконцентрировавшись на возможностях, которые откроет грядущая смута. Но Ихсану показалось, что Шариф звонил не для того, чтобы подтвердить то, о чем он и сам догадывался. Что-то осталось недосказанным, и это беспокоило, потому что «просьбы» сверху всегда были сопряжены с необходимостью совершать какие-то неприятные действия, зачастую идущие вразрез с собственными принципами и убеждениями. Но, как ни странно, никакого дополнения не последовало.

«– Я все понял, и учту ваши советы в будущем. Что-нибудь еще, сеиди Шариф?

– Да, пожалуй, все. Всегда приятно поговорить с умным человеком, уважаемый Ихсан. До свидания.

– До свидания, сеиди Шариф, Уа салам Алейкум!

– Алейкум Ассалам!»

Ихсан откинулся на спинку стула, несколько растерявшись, и подумал, что ошибся в своих догадках. «Зачем же тогда он звонил?». Ихсан снова стал перебирать в памяти все сказанное, ища скрытый смысл. За этими раздумьями его застал телефонный звонок. Это был снова Шариф.

– Совсем забыл одну мелочь, уважаемый Ихсан. Возможно, к вам обратиться за помощью один человек по имени Расул. Он вполне заслуживает доверия и делает важную часть нашего общего дела. Посодействуйте ему, как если бы речь шла о моем сыне.

– Разумеется, все, чем смогу…

– Я нисколько не сомневался в вашей отзывчивости и добросердии. Всего хорошего…

В трубке послышались короткие гудки. «Вот, значит, в чем дело!». То, что он услышал, не принесло облегчения, а лишь больше озадачило его. Он сторонился и опасался чужаков, особенно тех, что приходили по протекции. Обычно, если они и не требовали помощи в каких-то сомнительных махинациях, то всегда отвлекали от важных дел, которых у Ихсана было и без того в избытке, да и вольно или невольно совали нос в его дела.

Дело в том, что он радел за целостный и светский Дагестан не только по идейным соображениям. Он был имамом джамаата, объединявшего несколько влиятельных и богатых тукхумов, которые контролировали некоторые важные отрасли экономики, и поэтому были заинтересованы в политической стабильности. К русским они относились как к неизбежной природной силе, которую нельзя изменить, или подчинить, но правильно обращаясь с которой можно было избежать многих проблем. Религиозная идеология трансформировала экономическую необходимость в приверженность сунне, а значит и всему традиционному, устоявшемуся, чуждому экстремизму. Наряду со своими сородичами, Ихсан боролся с экстремистами с помощью Корана и богословской казуистики, не брезгуя, однако и физическим уничтожением идейных противников, которым по его указанию занимался Камал Максудов в