Нежданная смерть и любопытная леди - Генри Бриджерс

тяжелее, чувствую себя попугаем на жердочке. – Я и так пошел на некоторые компромиссы в общении с тобой. Совершенно неуместные в предложенных обстоятельствах. – Он говорит довольно раздраженно, но каким-то образом понимаю, что злится на себя. Вероятно, потому что взглядом пытается зацепиться хоть за что-то в ванной, но не выходит. Только в сторону кремов не смотри. Пожалуйста. Он смотрит в сторону кремов. Боже. Камни для удаления волос… Ну, естественно. Куда же без них. – Давай не будем усугублять ситуацию.

– О. – Нет, мы будем усугублять ситуацию, еще чего. – Я просто не понимаю… как бы… специфику наших отношений.

– Специфика наших отношений… – Доггер смотрит мне прямо в глаза. – Кажется, ты меня прокляла.

От неожиданности издаю совершенно неуместный смешок.

– Прокляла? Это тебе тогда к гадалке.

– Я уже у нее был по этому поводу. Не помогло.

Так он ходит к гадалке из-за меня? Что за торжество мужской дурости над здравым смыслом? Вот этот вот взрослый мальчик, тридцати девяти лет, умеющий выбирать себе костюмы, ходил к гадалке по поводу того, что двадцатитрехлетняя дамочка его прокляла? Почему не спросить меня? Боже.

– И как я тебя прокляла, позволь спросить? Сглаз? Козлиные кишки в салате? Как?

– Когда закрываю глаза, вижу тебя. Это ненормально.

О.

А.

Прокляла не в прямом смысле…

О. Это признание в любви или что?.. Соберись. Не оплошай. Потом повизжишь от счастья. Важный момент. Быстрее. Соображай. Оставим жеманное закатывание глаз на потом. Доггер не такой мужчина.

– Нормально или нет, зависит от того, к чему стремится твой рыцарский поиск, Доггер.

Блестяще. Мысленно хлопаю сама себе по плечу. Возможно, это жизнеопределяющая реплика, Агата. Вплетешь ее потом в арабеску на потолке, как девиз.

– Возможно. – Доггер хмыкает. И тушит уже третью сигарету. – Почеши мне голову, как в тот раз. Может, я успокоюсь. – Пододвигаюсь чуть ближе и с удовольствием запускаю пальцы в его волосы. – Надеюсь, ты не покупала Мэттью конфет.

– Это ревность?

– Чеши, не отвлекайся.

Он поворачивает голову вправо, у него чуть приподнимаются брови и появляется смутно угадываемое ощущение блаженства на лице. Не глядя, убирает с края мыльницу, без слов предлагая придвинуться ближе. С удовольствием.

– Почему ты разорвал помолвку?

– Она никогда не передвигала лестницы, когда отворачивался.

Очень откровенно, но совершенно непонятно. Она была скучной? Нет, вряд ли Доггер был бы так некорректен. Скорее, тут дело в провокации… Рискнуть? Задать еще один вопрос?

– Что с твоей спиной? Мне показалось, что… как рубцы.

– Рубцы образуются, когда рассечение очень…

– Я знаю, как образуются рубцы, я спрашиваю о другом.

Открывает глаза. Слишком далеко зашла.

– Я не могу об этом говорить. Тебе надо поспать, Агата, завтра тяжелый день.

Он отстраняется и снова упирается спиной в бортик ванны. Нет, ты меня так просто теперь не выгонишь. Все, Доггер, ты потерял преимущество на доске. Хотя вопрос и правда был некорректный. Неужели его били кнутом? Моя ядовитая шутка, адресованная Фергюсону, оказалась совершенно не шуткой? В таком случае вышло довольно зло. Но… Что же с ним такое случилось? Стоит сгладить вопрос про спину, чтобы не расставаться на такой напряженной ноте.

– А поцелуй на ночь я получу?

– В лоб. – Он усмехается.

– За поцелуй в лоб вы больше не получите конфет, мистер Доггер. Взрослые мужчины не едят конфеты.

– Они дробят зубами камни?

– В точку.

Я выжидающе смотрю на него, он на меня. Хлопает портсигаром. Если хочет выгнать меня из собственной ванной, ему придется сделать это силой, по доброй воле не уйду. Не сейчас.

– У меня нет состояния, только сбережения.

Так. Что ж. Очень откровенно. И очень неожиданно. Похоже, он воспринял ситуацию как-то иначе. Я правда хотела просто поцелуй. Но если уж беседа приняла такое направление… Хорошо. Это должен делать отец, но раз уж его больше со мной нет. Хорошо.

– Насколько они сберегательны?

– Могу починить водопровод в доме.

Ничего себе, желаю себе иметь такие сбережения.

– Весь или частями?

– Зависит от степени изношенности системы. Не могу оценить.

– Все плохо.

– Тогда примерно половину.

А вот это очень неплохо. Доггер не отводит взгляда. Но желваки все так же ходят. Еще немного, и заскрипит зубами. По-моему, Селье назвал такую фазу стресса дистрессом. Ничего. Я верю в тебя, Доггер, держись. Порхать я не умею.

– Дом или квартира?

– Квартира. Приличный район. В Фицровии.

– Сдавать можно?

– Вполне.

– Родители?

– Отец бывший министерский служащий. Мать, отец живы. Средний класс. Брат, сестра, я старший. – Как много Доггеров. Хотя это, наверное, неплохо – пока не могу определиться, все еще под впечатлением от нищих служащих отдела транспорта.

– Скелеты в шкафу?

– До черта, шкаф не закрывается. Но все по работе.

– Насколько часто ты меня видишь, когда закрываешь глаза?

– Даже когда моргаю. – Доггер чуть улыбается. Я нет. Если уж вошла в роль, я ее отыграю.

– Великолепно. Где ты учился?

– Выиграл стипендию в Оксфорде.

Какая прелесть, это воодушевляет. Мэттью вот страдал в Кембридже.

– Твое мнение о профессоре Хэттуэйе?

– Идиот.

– О профессоре Льюисе?

– Блистательно.

Сходится.

– Ты шпион, двойной агент, разведчик?

– Я Чарли Доггер.

Достойно. Я почти в восторге. «Дитя, я пленился твоей красотой: неволей иль волей, а будешь ты мой». У Гете все закончилось плохо, но у немцев все традиционно плохо заканчивается. Отец был бы доволен. Но ты и так все это знал, да, папа?

– Вы приняты на испытательный срок, Чарли Доггер.

– Я приму к рассмотрению ваше неприличное предложение в кабинете, Агата Ласселс. – Провожу указательным пальцем по его переносице. Доггер от неожиданности забавно морщится. Римский легионер очень устал, но вызов принял. Вот теперь действительно время идти спать. Или маниакально хихикать в подушку. Выбираю второе, мне надо уложить в голове услышанное. Особенно про водопровод. Стоит попробовать подавить в себе всплеск меркантильности. Хотя…

– Каков наглец. Я хотела тебе принести две подушки, но обойдешься и одной. Самой маленькой. – Не могу отказать себе в удовольствии.

– И плед.

– Так и быть. Но плед за поцелуй.

– Ладно, дорогуша, ты меня убедила.

– Господи. Ты ведь теперь этого никогда не забудешь, да?

Он мягко перехватывает мою руку и садится в ванне. Как же это нелепо, господи. Вот оно. Жульничать в детскую игру – нелепо. Но, возможно, Доггер считает это милым.

– И не мечтай.

Глава 17

Смерть от рук короля

С самого утра все идет не по плану. Прямо как на «Титанике».

Часы показывают безжалостные девять утра. Девять! Проспала на два часа: Ванесса отчего-то именно сегодня решила, что будить меня настойчивым стуком не стоит. Впрочем, я сама виновата: воображение