Современный зарубежный детектив-15. Книги 1-16 - Рада Джонс

Джиа курила, прижавшись к ее боку спиной. Спешно бросив машину на противоположном конце, он вышел из салона и даже не потрудился заблокировать двери. Он уже потерял больше, чем мог себе представить, ему было плевать на старый «Додж».

– Привет. – На секунду ему показалось, что она хочет его обнять.

– Ты принесла?

Он не хотел говорить с ней, не хотел на нее смотреть. В ее глазах он видел тот яркий солнечный день, ее белую рубашку, бледную кожу на бедрах с отпечатками его ладоней и собственное жалкое отражение. Пока он занимался с ней сексом на столе, его жена на другом конце света в одиночку проходила через ад. В голосе Джиа он слышал крики жены и свои беспомощные вопросы.

– Если я снова скажу, что тебе не стоит в это лезть и не стоит это видеть, это что-нибудь изменит? – Она бросила окурок на асфальт и потушила подошвой ботинка.

– Ты знаешь, что нет.

– Послушай… – Джиа коснулась его плеча, сжала через ткань и слегка погладила. – Я все равно должна сказать. Самым правильным решением будет пойти в полицию. У тебя теперь есть доказательства. Ты должен обратиться с этим в полицию.

– Но я не стану. Ты не понимаешь, Джи. Она моя дочь.

– Знаю. И поэтому тебе не стоит это видеть. Я смотрела видео. Просто послушай меня: тебе не стоит это видеть.

– Я должен.

Он вытащил из кармана ее куртки пачку сигарет, губами достал одну и закурил. Когда после исчезновения его дочери прошел почти год и работа с полицией не принесла никаких результатов, он позвонил Хейгер. Поначалу он все еще надеялся найти дочь живой. И первое, что пришло в голову: секс-трафик. Ее могли похитить и продать в сексуальное рабство. Спустя несколько месяцев бесплодных поисков человек Джиа из отдела ФБР по расследованию сексуальных преступлений предположил, что скорее всего им нужно сменить вектор. Джиа подключила еще кого-то, у кого был более высокий уровень доступа, кого-то, кто занимался расследованием преступлений в даркнете. Он не включался в процесс, потому что ничего в этом не понимал. Он продолжал искать дочь, как мог: донимал полицейских, ее друзей, преподавателей и ректора Вашингтонского университета. Обзванивал больницы в разных штатах, наведывался в притоны, в ночлежки для бездомных, беседовал с кассирами на вокзалах, просматривал тысячи бесполезных записей с камер видеонаблюдения, до которых получалось добраться в обход закона. Но ему не удалось ее найти. Когда ее нашли люди Хейгер из ФБР, ее не было в живых.

– Я сильно подставляюсь. И мой человек из ФБР тоже. Если об этом узнает кто-нибудь из руководства, я в лучшем случае могу надеяться на увольнение. Ты осознаешь это?

– Да.

– И все равно не отступишься?

– Нет.

– Ладно. – Она подняла голову вверх, выдохнула в стылую февральскую ночь и протянула ему флешку. – Я тебе задолжала.

– Это не так. – Они оба вспомнили операцию, когда Джиа чуть было не захватили в плен, а он ее спас.

– Все так.

– Спасибо, Джи, ты не представляешь…

– Представляю. Это никакое не одолжение. Это убьет тебя. И мне придется с этим жить.

– У меня нет выбора, Джи. – Он покачал головой, сжал флешку в кулаке, засунул руки в карманы и, не попрощавшись, направился к машине.

– Не уходи от меня. – Голос Джиа дрогнул, ему показалось, что она сейчас расплачется.

Его стальная бабочка, женщина, выплавленная из титана, с раздражающей привычкой держать руку на набедренной кобуре. Он обернулся и увидел в ее глазах поблескивающие слезы.

– Почему? Ты привыкла, что обычно все наоборот?

– Нет, я просто…

Он никогда не видел Джиа растерянной, встревоженной, напуганной. Сразу стало понятно, что содержимое флеш-карты настолько сильно повлияло на нее, что она перестала походить на саму себя. И если это случилось с ней, то что произойдет с ним? Сердце набатом стучало в груди, он почти не слышал звуков, они стихали в звенящей морозом ночи, не видел перед собой ее красивого лица с замершим страхом в глазах и в напряженных уголках губ.

– Я не хочу, чтобы ты проходил через это один.

– Но я должен, Джи. – Он коснулся ее щеки раскрытой холодной ладонью. Джиа отозвалась на прикосновение: склонила голову к плечу, прикрыла глаза и поцеловала его запястье. Он никогда не видел ее такой подавленной, такой хрупкой, нуждающейся в его прикосновениях, и никогда не прикасался к ней так: нежно, ласково, как к хрустальной вазе, как обычно прикасался к жене. – Посмотри на меня, Джи.

Джиа подняла на него взгляд. Ресницы у нее слиплись от влаги, а мигающие огоньки гирлянд из бара сверкали в глазах, как далекие звезды в ночном небе. Когда она собиралась что-то сказать, он поцеловал ее. Без подобострастного восхищения, опаляющего желания и надежды на продолжение, как целуют женщину, когда приходит время прощаться, когда поцелуй должен стать последним.

– Спасибо, Джи. За все, что было. – Он кивнул, ее рука, лежавшая у него на груди, безвольно сползла вниз, когда он отступил на шаг, развернулся и ушел.

С губ Джиа сорвался громкий стон, больше напоминавший всхлип или скулеж. Она осталась стоять в дальнем углу парковки. Когда он выезжал на дорогу, над ее машиной мигнул и зажегся фонарь.

Последние несколько месяцев он жил в одном из тех мотелей, в которых когда-то был с Джиа. Когда он вернулся из Сирии после исчезновения дочери, их отношения с женой стали напоминать вынужденное, мучительное соседство. Сначала они, казалось, стали еще ближе, чем раньше: засыпали в одной постели, завтракали вместе и занимались поисками дочери. Вернувшись, он остудил ее, унял истерику, пообещал, что они найдут ее, что все будет хорошо, хотя все внутри его твердило обратное. Она надеялась на него, позволила ему взять на себя большую часть проблем. Он говорил с полицейскими, встречался с друзьями и знакомыми дочери, просматривал их социальные сети, надеясь, что кто-нибудь твитнет о ней. Она механически выполняла свою часть работы: готовила, поддерживала порядок в доме, связывалась с прессой, чтобы попробовать осветить пропажу их дочери, и все время ходила прямо, как натянутая струна. Была в ее осанке какая-то звонкая, болезненная хрупкость, то, чего раньше он в ней не замечал. А потом она сломалась. Он нашел ее на кухне с грязными волосами и в старой ночной сорочке. Она сидела, опустив голову на руки, наклонившись над столом, и плакала, ее сигарета тлела в яичном желтке. «Я так больше не могу», – когда жена взглянула на него, он понял, что она не лжет. Он не мог понять, случилось это одномоментно или