Современный зарубежный детектив-15. Книги 1-16 - Рада Джонс

она, с тошнотворным хрустом, ломалась постепенно. Их брак начал рушиться. Он всегда думал, что несчастья сближают, и не заметил, как в череде взаимных беспочвенных обвинений, истерик и приступов отчаяния потерял еще и жену.

Он скучал по дому. По мягкой кровати, бесконечным цветным подушечкам, по вкусу еды, по запаху ее ароматических свечей и палочек. Скучал по жене, по ее веснушкам, смеющимся глазам и мягкому, податливому телу. Скучал по незримому присутствию дочери: иногда, когда не мог заснуть, он ложился в ее кровать, вдыхал запах постельного белья. В стуке дождя по крыше он слышал ее легкую поступь по деревянному полу, слышал ее смех в нежном ветерке, что врывался в открытое окно и заигрывал с тюлем.

Его дни в мотеле сопровождались иными звуками: отдаленный гул с шоссе, громкие голоса других постояльцев, скрип кроватей, кряхтение машины для льда и автомата со сладостями и газировкой. В маленьком изолированном номере, за закрытой дверью он особенно остро чувствовал одиночество, особенно по ночам. Но этой ночью он не собирался спать. Мужчина взял два стакана крепкого кофе на заправке, сел за стол и вставил флеш-карту во включенный ноутбук.

Видеозапись началась статично. На экране появилась расфокусированная картинка: нежилое помещение без окон и дверей, бетонные стены, стеллажи с инструментами, стол по центру кадра.

Он почувствовал неприятное покалывание в груди и тяжесть в желудке, когда на экране его ноутбука появился мужчина с закрытым балаклавой лицом, одетый в белую рубашку и темные брюки. Мужчина настроил фокус камеры, и затем, после очевидной склейки, картинка сменилась. Он дернул шеей из стороны в сторону, увидев на столе обнаженную девушку с рыжими волосами и веснушками на плечах. Она лежала, отвернувшись от камеры, и, насколько он мог видеть, была без сознания. Не мертва, просто в отключке: ее грудь медленно вздымалась от слабого, поверхностного дыхания.

На его глазах выступили слезы, когда в кадре появился мужчина, подтащил ее за бедра к краю и раздвинул ей ноги.

Он подозревал, что увидит на пленке, он думал, что готов: положил перед собой блокнот и ручку, чтобы записывать все, что покажется важным. Но как к такому вообще можно быть готовым? Почему он вообще решил, что сможет это выдержать? И кто бы смог смотреть, как насилуют его дочь? План с самого начала был провальным. Он отодвинулся от стола – стул скрипнул по полу металлическими ножками – и встал, схватившись за голову. Он все еще слышал звуки, но никто не смог бы заставить его продолжать смотреть. Кроме него самого.

Походив кругами по номеру, он снова сел за стол и зажал рот рукой. Она пришла в себя, и ее безвольное лицо развернулось к камере. В кадре появился еще один мужчина. Он откинул волосы с ее лица, а затем взял камеру и пошел ближе, и запись стала динамичной, отчего его замутило еще сильнее. Он наблюдал за тем, как эмоции на ее лице сменяли одна другую. Пустой взгляд постепенно становился осознанным, между бровями пролегла морщинка, рот мучительно искривился, из груди вырвался стон, полный боли, и она закричала, рефлекторно выставив дрожащие руки перед собой, чтобы оттолкнуть насильника.

– Сними ее лицо, – обратился к оператору насильник его дочери с придыханием в голосе.

В какой-то момент ему показалось, что он потерял контроль над собственным телом, утратил способность моргать, двигаться, из глаз безостановочно текли слезы, а рука, которой он зажимал себе рот, чтобы не кричать, так сильно впилась в челюсть, что он удивлялся, как кости до сих пор не лопнули и не превратились в кашу. Его мелко трясло, он скулил и мычал, не в силах сделать вдох.

Когда насильник закончил, она уже не сопротивлялась. Оператор крупным планом снял ее тело. Кровь между ног, укусы на груди, лицо, губы: она шептала что-то, отдаленно напоминавшее «мама, мамочка». Затем оператор передал камеру кому-то еще, подошел к ней и перевернул на живот. Она касалась пола кончиками пальцев и дрожала.

– Твою мать, – выругался второй мужчина и с силой ударил ее по ягодицам. Когда она слетела со стола, он пнул ее носком ботинка по животу. Она закашлялась и обняла себя руками. – И эта обоссалась. Я же говорил: перестань их поить перед записью, – обратился он к кому-то за кадром, встал на колени, закатал рукава рубашки, схватил ее за ноги и подмял под себя.

– И как, по-твоему, я должен заставить их принять снотворное?

Запись снова склеили: пол был уже чистым, стол пропал из кадра, его дочь больше не сопротивлялась, ему показалось, что она отключилась. Насильник левой рукой опирался на ее спину, а на кулак правой намотал рыжие волосы и потянул на себя. Его рубашка задралась.

Он вынудил себя нажать на «стоп», отмотать назад и пересмотреть этот момент на слоумоушен, затем покадрово, и сделать несколько фотографий на телефон: над поясом расстегнутых брюк насильника была татуировка, какой-то символ. Фотографии получились слегка смазанными, но рисунок был читаем.

Частично вернув себе способность двигаться, он просмотрел видеозапись в ускоренном режиме, чтобы убедиться, что не упускает нечто столь же важное, как и татуировка на торсе одного из насильников. Он увидел, как его дочь по очереди насилуют пятеро мужчин в балаклавах, ему казалось, что его внутренности сейчас должны напоминать дважды перекрученный фарш. Он расцарапал себе лицо, ярко чувствуя собственную никчемность и беспомощность, потому что не мог ничего изменить. Все, что ему оставалось, – бессильно наблюдать за тем, как его дочь медленно убивают. Бесконечное чувство вины и страдания дочери парализовали его тело и окатили холодом, он уже тосковал по человеку, которым был до того, как это увидел.

Затем экран на мгновение потух и появилась новая картинка: его дочь сотрясалась в рыданиях, лежа на боку на земле посреди сумеречного леса. Ее тело покрывали синяки, кожа на ягодицах покраснела от ударов кожаным ремнем, в некоторых местах лопнула, из ран сочилась кровь, смешиваясь с лесным мусором. Ублюдок с татуировкой подошел к ней и поднял ее на ноги, держа за волосы правой рукой, в левой у него было ружье. Она едва не упала. Его дернуло к экрану, словно он мог помочь ей, поддержать, не дать снова оказаться на земле. Когда насильник отпустил ее, она упала на колени и оперлась ладонями перед собой.

– Сейчас мы поиграем. Тебе нравятся игры? – спросил он. Она не ответила. – Правила невероятно просты. Будет легко, обещаю. Даже для такой тупой сучки, как ты.

– Ты ее недооцениваешь, – усмехнувшись, сказал человек, державший камеру. – У нее