Скверное место. Время московское - Вадим Тихомиров

Жизнь – штука замысловатая. Пришел поболтать, а тут, оказывается, на него виды имеют! Позади у Степанова была работа редактором в многотиражной газете, где он, как говорится, и в ус не дул. Хорошая зарплата, неплохие премиальные, практически свободный график работы – и это в советское-то время! Потом его позвали в газету областных профсоюзов заведующим отделом, и это тоже была неплохая должность. Если бы не рухнуло государство, он и дальше сидел бы в своем кабинетике и с коллегами по перу гонял бы с утра до вечера свои чаи, благо в профсоюзной столовой была отличная выпечка.

Жизнь рухнула вместе с СССР.

Зарплата то не хотела выдаваться, то отказывалась расти. И однажды сразу после получки Степанов понял, что денег ему хватит ровно на неделю нормальной жизни. На что жить в оставшийся двадцать один день, известно было только одному Господу Богу, но тот на связь выходить отказывался, предоставив Виктору самому решать, каким будет его хлеб насущный.

И в итоге всех размышлений, случайностей и совпадений он бросил журналистику и перешел на службу в милицию, в пресс-службу УВД. Многим его друзьям-товарищам это решение было непонятно. Человеку скоро будет почти тридцать лет, а он устраивается в милицию. Смешно! К этому времени многие уже подполковниками становились, а он только свои первые погоны получал, погоны младшего лейтенанта.

Степанов в вынужденном переходе в милицию тоже ничего особо хорошего не видел. Временами даже было стыдно признаваться, что он имеет на погонах всего лишь одну маленькую звездочку. Но это легкое неудобство скоро прошло. Во-первых, в УВД никто от него не требовал ходить в форме, во-вторых, уже через год на погоны прилетела еще одна звезда и он стал лейтенантом, а потом и вовсе старлеем.

Да и главную проблему он все же решил, на милицейский оклад он мог теперь нормально прожить с семьей уже не одну неделю, а целых две. Еще одна неделя плотно прикрывалась гонорарами за статьи в газетах и программы на телевидении и радио. Еще семь дней спасались двумя ночными дежурствами на складе, где хранилась дорогая, на миллионы долларов, оргтехника. Виктор приезжал туда, в промзону, к восьми вечера, сменял дежурившего днем, а уже в половине одиннадцатого возвращался домой спать. Он решил, что если складские помещения начнут грабить, то самое лучшее место для него – его родная кровать, потому что статистика показывала: чаще всего в таких случаях с охранниками не церемонились. Ни в больницу, ни к праотцам он не торопился. И возвращался в свой вагончик только к половине восьмого утра, чтобы сдать дежурство и уехать на службу в УВД.

Да, и в качестве бонуса: раз в неделю он вставал ровно в пять утра и ехал с приятелем на его битой жизнью и дорогами «копейке» прямо к воротам мясокомбината. Там они отстаивали длинную и очень нервную очередь, покупали на свои кровные сто килограммов сосисок и тут же сдавали их на реализацию в один маленький магазинчик. Навар был небольшой, но зато позволял ему возвращаться домой с пакетом довольно качественных колбасных изделий.

Так что жизнь свою в это непростое время разрухи и хаоса он как-то сумел наладить. Да, жировать не приходилось, но никто в его семье и не голодал.

– А что по деньгам?

– Давай втемную. Сколько ты сейчас получаешь? Вот и помножь на два.

– Нет уж, я лучше в пресс-службе останусь.

– Тогда множь на три.

– Белкин, а чего ты так легко перемножаешь, приперло?

– Приперло. На все про все дали три месяца, а тут конь не валялся. Народу никого, ни шеф-редактора, ни журналистов… никого. Не самому же мне этим заниматься? Пойдешь, в последний раз спрашиваю?

Степанов задумался. Он видел, как напрягся Белкин, как в напряжении ждет от него ответа, и потому не спешил. Целых десять секунд думал.

– Пойду, если помножишь на четыре.

Белкин тяжело вздохнул и, пока тот не запросил больше, протянул Степанову потную руку:

– Я, Виктор, всегда знал, что ты разумный человек. Так сколько ты сейчас получаешь?

Степанов молча вывел на листке бумаги цифру и протянул его Белкину.

– Не жирно, но при умножении на четыре получается вполне сносно. Жить можно. По рукам!

– По рукам-то по рукам, только ответь мне, а кто у вас учредитель? Если не секрет.

– Не секрет. Их несколько. Твой покорный слуга, ряд незначительных фирм и Бородатов.

– А кто хозяин, у кого контрольный пакет?

– У Бородатова.

– А что за чел?

– Бизнесмен, уважаемый человек, москвич, что означает, между нами, полный придурок из новых русских. Малиновый пиджак из самой что ни есть провинциальной лимиты. Поднялся за счет жены, то есть за счет своего тестя, он какой-то шишкоблуд был в каком-то министерстве. И это не секрет.

– Эва ты как… Неласково к нему…

– Да задолбал, идиот.

– А если он прослушку установил?

– Нет, у нас с этим строго. Я каждый день проверяю. Пока все чисто.

– А это не тот, что сейчас в областной администрации заместителем у Шитова?

– Тот.

– Понял. Знаешь, как-то мне расхотелось идти под начало к такому человеку.

– Он к тебе не будет иметь никакого отношения. С ним напрямую контактирую только я. А ты будешь работать напрямую только со мной. – И Белкин снова протянул Степанову руку: – Договорились?

– Стоп, Белкин, погоди. – Виктор вовсе не спешил скреплять договор рукопожатием. – По деньгам мы договорились, это хорошо, но дай мне теперь подумать до понедельника.

– Ну ты скотина, Степанов, – отдернул руку Белкин. – В понедельник если не позвонишь, я тебя убью.

Сюрпризы на этом не закончились. Когда он вернулся в пресс-службу, на него посмотрели сразу четыре напуганных глаза. Размольщиков и Шуриков ему даже раздеться не дали:

– Тебя генерал вызывает!

– Уже три раза звонили из приемной.

В приемной начальника УВД его секретарь Марья Сергеевна, верой и правдой служившая уже четвертому по счету генералу, спросила его, конечно больше для проформы, чем для острастки:

– Степанов, я уже полдня вас разыскиваю, вы где шляетесь?

– Прошу прощения, Марья Сергеевна. – Запыхавшийся Степанов хоть и чувствовал себя уже отчасти свободным человеком, но правила субординации решил не нарушать. – Виноват. На телевидение ездил.

– Генералу будете объяснять. Быстро к нему.

В кабинете начальника УВД было тепло и как-то по-домашнему уютно. Пахло душистым травяным чаем и мятными пряниками. Видимо, генерал только что устраивал перекус.

– Товарищ генерал! Старший лейтенант милиции Степанов по вашему приказанию прибыл.

– Садись,