Смерть на голубятне или Дым без огня - Анна Смерчек

– Не говори глупостей, моя милая, – отмахнулась Добыткова.

– Но вы писали, что он изменил вашу жизнь. Что мы мол ни о чем не догадываемся, а его присутствие в доме придает вам сил. Вы писали о нас: «Простят ли они меня? Могла ли я думать, что все так обернется? Что они скажут, когда узнают? Будет ли мне стыдно?» Я запомнила эти строчки, потому что они поразили меня. Еще вы беспокоились о том, сохранится ли доверие между нами, а теперь не желаете сказать нам правды. Так как же нам доверять вашему рассказу?

Теперь уже Георгий Савельевич начал хохотать, но Катерина Власьевна решительно остановила его и заговорила:

– Я понимаю, ты, Танюша, верно, прочла какие-то строчки из моего дневника. Ничего, душа моя, я тебя не виню. Я сама виновата, нечего было оставлять его на столе. Я, конечно, не помню дословно тех записей. Очевидно, я писала все это о своем скором отъезде. Действительно, появление Девинье очень повлияло на меня и мое решение посмотреть мир. Ох, как непросто далось мне это решение! Стоило только представить, что я оставляю семью, как великий страх находил. Что если что-то случится здесь в мое отсутствие? Что если вам понадобится совет или помощь, а меня не будет рядом? Мне так и виделись ваши осуждающие взгляды. Если бы не Фернан Девинье я никогда не решилась бы.

– А вам известно, где он сейчас? – спросил Лев Аркадьевич.

– Где сейчас Фернан? – Добыткова на мгновение задумалась. – Да, я знаю, где он. А почему вы спрашиваете?

– Он исчез. Видимо, уехал из усадьбы, но почему-то ни с кем не попрощался. А на берегу мы нашли костер, мужскую одежду и обувь, похожие на те, что он имел обыкновение носить, и что самое странное – клочья бороды. Полиция целый день плавала тут по озеру на лодке и баграми шарила по дну в поисках его тела, – обиженно рассказал Борис Савельевич.

– Ах, Боже мой, как нехорошо получилось! – огорчилась Катерина Власьевна. – Но смею вас уверить, что Фернан Девинье жив и здравствует. Уверена, он откликнется на мое приглашение и явит себя, если будут сомнения по этому поводу.

– А когда вы видели его в последний раз? – уточнил Лев Аркадьевич.

– Когда я его видела? – Катерина Власьевна на мгновение задумалась, потом кивнула:

– Не совру, если скажу, что он провожал меня на вокзале. Но давайте вернемся к письму. Говоря, что хочу посвятить себя другому, я имела в виду лишь то, что, оставив труды по дому и заботы о фабрике, я хочу посвятить себя другому делу, другим занятиям. Речь вовсе не шла о романе с мужчиной. Что там еще было в моем письме к вам?

Она вернулась к листку и зачитала:

– «…долг мой перед любимым семейством я считаю исполненным: дети мои не нуждаются в моих заботах… Дело покойного мужа я не бросила и не продала… Дом наш в порядке и достатке». Это, надеюсь, не вызывает возражений? Тогда дальше: «…пока я чувствую в себе силы, то вспомню теперь и о долге перед своей душой, жаждущей райского сада».

– Вот! Не ты ли своей рукой написала про райский сад? – потрясла воздетым вверх пальцем Марья Архиповна. – Я думала, ты руки на себя наложить решила!

– Тогда не было бы мне дороги в райские сады, – покачала головой Катерина Власьевна. – Но в одном ты, Марьюшка, права. Я словно бы решалась начать новую жизнь, оставив прежнюю.

– Так про сад – это было иносказание?

– Вовсе нет! А вы не помните разве моего рассказа? – грустно спросила Катерина Власьевна. – Ведь я говорила вам о своем горячем желании побывать там, в этом саду. С полгода, должно быть, тому назад Георгий ездил по делам во Францию и в Англию. Там овцеводство процветает, но наш Жорж, конечно, не одними только овцами интересовался. В Париже и в Лондоне он много слышал об одном французском художнике, который писал пейзажи, а в Англии Темзу и здание парламента в новой, необычной манере. Жорж побывал на его выставке и был весьма впечатлен. Я же, как вы знаете, тоже люблю живопись. Сначала просто подбирала приятные глазу картины, чтобы украсить ими усадьбу. Потом стала посещать художественные салоны и читать в журналах. Взяла даже несколько уроков у нашего любезного господина Виртанена. Зная о моем интересе, Жорж купил для меня репродукции полотен этого модного французского живописца. В его картинах было то, что я искала! Они точно дышали. Я просила Жоржа привозить мне все газетные статьи и открытки, все, что касалось этого художника и его работ.

– Мы, кажется, даже знаем его имя, – перебила Татьяна.

– Сейчас пока еще он не так известен, но я уверена, что это имя будут помнить, – улыбнулась Добыткова.

– Фернане Девинье! – воскликнул Борис.

– О, нет! – со смехом отозвалась Катерина Власьевна. – Имя художника Клод Моне.

– Клод Моне? Не слыхал. Позвольте, а о каком достопримечательном месте вы говорите? – заинтересовался Лев Аркадьевич.

– Двадцать лет тому назад художник купил имение в Нормандии, в деревеньке Живерни и разбил там настоящий райский сад! То, как он изображает его, произвело на меня небывалое впечатление. Георгий навел справки и ему пришло в голову, что я могла бы навестить поместье художника. От Парижа туда можно доехать за два-три часа. Жорж сам легок на подъем, так что это была его идея. Мне она сначала показалась фантастической. Но чем больше я узнавала о том доме и саде, что были изображены на полотнах, тем больше понимала, что хватит мне сидеть дома и заниматься только валенками да обедами. Моя душа давно жаждала новых впечатлений. И тут мой дорогой Жорж поддержал меня.

Она протянула руку и пожала ладонь старшего сына.

– Maman наконец решилась отправиться в заграничную поездку. Ничего в этом нет удивительного! А вы такую суету вокруг ерунды подняли! – откликнулся Георгий. – Что толку ей было сидеть и мечтать, если можно просто сесть на поезд и увидеть все своими глазами?! Маменька ведь всю жизнь была при фабрике и при доме, и даже за границу ни разу не выезжала! Какой прок увеличивать ежегодно свой доход, если никакой радости эти деньги не приносят? А это французское имение, и правда, уже стало достопримечательностью. Сам я там не бывал, но наслышан.

– Так ты поехала в Париж? В гости к какому-то художнику? –