Лотос и ветер - Джон Мастерс

это должно было случиться, без этого все было бы неправильно. Потом он подумал, что Муралевы, по крайней мере Леня, увидели их первыми. Возможно, у него был план. Он чувствовал себя очень усталым. Будут борьба и маневрирование, ложь, угрозы. Арабы расступились и оскорбительно уставились на женщину без покрывала, как будто она была блудницей, танцующей обнаженной на мосту. За мостом узкая улочка тянулась на юго-запад. По правую руку, в конце моста, была кофейня и чахлое деревце. Турецкий полицейский в красной феске стоял под деревом, его винтовка была перекинута через плечо.

Робин смотрел прямо перед собой. Джагбир опустил руку на рукоятку ножа. Муралевы остановились перед ними, блокируя мост. Петр Муралев сказал на своем точном персидском: «Хусро, рад видеть тебя снова». Он подергал себя за ухо и застенчиво улыбнулся.

Робин обернулся. Он с ужасом увидел, что Муралев выглядит больным. Его кожа была бледно-серой и блестела от пота, а глаза глубоко запали за очками. Это была новая пара, с тонкой стальной оправой. У женщины был пистолет, и она собиралась убить его. Он прочел это в ее сверкающих глазах и приоткрытых губах. В ней была жажда битвы.

Но ему нужно было вернуться к Энн. Весь этот поиск, который должен был быть как очищающий ветер в его сознании, превращался в неприятное дыхание. Он нашел секрет, за которым они послали его, но больше ничего не нашел. Петр Муралев был так же болен и несчастен, как и он, и все еще не нашел дом птицы, уронившей коричневое перо к его ногам.

Заговорил Джагбир — короткая, чудесная фраза предупреждения и триумфа. «Приветствую! Мы выполнили свою задачу и возвращаемся к дому моего господина. Робин поняла, что он сказал Лене Муралеву, что убивать их бесполезно, потому что их отчет в Индию уже был составлен.

«Ах, да?» рассеянно переспросил Муралев. «Это хорошо. Надеюсь, вам понравится дома.

Вмешалась женщина. «Это было выгодное путешествие? Вы уверены, что уже заплатили полную цену за свой товар? Глядя на нее, Робин понял, что она убьет его собственными руками, если все остальное потерпит неудачу. Это была не личная злоба. У нее была какая-то веская причина на имперском уровне.

— Не хотите ли выпить с нами чашечку кофе? — спросил Муралев.

«Нет,» ответил Джагбир и попытался протиснуться мимо них, но женщина повернулась вместе с ним, и он не смог от нее избавиться. Она шла рядом с ним, оживленно разговаривая; Питер Муралев следовал за ней с Робином. В кафе Джагбир, казалось, изменил свою тактику. Он сказал: «Этого хватит», — и присел на корточки в самом начале магазина, прямо под прицелом полицейского. Леня Муралев поколебался, затем присоединился к нему, Робин и Питер последовали его примеру. Женщина заказала черный арабский кофе и блюдо со сладостями.

Обращаясь к Робину, Муралев сказал: «Я полагаю, вы не смогли бы сохранить те книги о птицах, которые были в моей коробке?»

«Нет. Мне жаль. Мы сожгли их все. Это заняло много времени.

Муралев кивнул и замолчал. Наконец он сказал: «Я приношу свои извинения за яд». Робин почувствовал, как в нем просыпается прежнее сочувствие. Муралев мог бы возложить вину на свою жену, где ей, безусловно, и следовало быть, но он этого не сделал.

— Она сделала это, — сказал Джагбир.

Женщина широко улыбнулась. «Да. Я думала, что это необходимо, и оказалась права. Даже этого оказалось недостаточно. В конце концов, ты здесь, в безопасности. Кроме того, здесь нет правил, не так ли? Ты думаешь, это не было… крикетом? Она произнесла это слово по-английски.

«Мы не играем в крикет,» сказал Робин. «Я ни в какую игру не играю. Для нее это было похоже на поло или поедание свинины, но более захватывающе.

Муралев медленно покачал головой. «Я тоже. Яд был неправильным. Он не подходил. Это было неправильно, неправда.

«Мой муж мечтатель, «сказала женщина, — но также и гений. Она посмотрела на Питера с какой-то теплой, неуверенной гордостью. Робин посмотрела на нее с новым, болезненным пониманием. Она была хорошей женщиной и любила своего мужа. То, что Муралев испытывал к ней, нельзя было назвать любовью, потому что в этом не было ни одного из атрибутов любви. Может ли барк любить веревку, которая привязывает его к причалу? И что в конце концов произойдет? Он должен быть рядом, когда придет это время, чтобы выяснить. Останется ли прочный, отважный канат одиноко болтаться в воде, оборванный, в то время как корабль будет крениться по ветру в открытом море? Будет ли произведено аккуратное отстегивание и отчаливание? Смог бы…смог бы корабль вечно стоять у причала, пока дул ветер и дикие, таинственные птицы летали над головой в ночи?

Леня Муралев уловил его пристальный взгляд и выражение лица, стоявшее за ним, и спросил: «У тебя есть жена?» Когда Робин кивнула, она сказала: «Она не будет рада, что ты здесь. Я думаю, ты иногда мечтаешь и бываешь счастлива. Возможно, для нее будет лучше, если все так и будет. Она будет счастлива, думая, что ты бы с радостью вернулся к ней, что они с тобой могли бы жить долго и счастливо. Только ты не вернулся.

Робин пристально посмотрел ей в глаза. Он не боялся ее. Она боялась его, и не из-за того, что он знал. Должно быть, она все время боялась Питера. Боялась ли Анна? Муралеву он сказал: «Ты нашел птицу?» Муралев снял очки, порылся в кармане и вытащил смятое перо. — Нет.

Робин хотела сказать: «Здесь вы этого не найдете». Но в этом не было необходимости. Муралев знал это.

Муралев начал говорить, держа перо на ладони, в то время как женщина нетерпеливо ерзала, а Джагбир, сидевший рядом с ней, держал руку на ноже. Муралев рассказывал о пустыне Такла-Макан, где он никогда не был. Однажды он отправится туда. Робин заметил, как Джагбир взглянул на небо. Их корабль отплывет меньше чем через три часа. Если они задержат свой побег еще дольше, ее головорезы успеют прибыть. У Басры была худшая репутация из всех городов Ближнего Востока. Он не видел, как она подала знак, но слуга мог следовать за ними по мосту и уйти незамеченным, чтобы собрать головорезов.

Муралев попытался объяснить, почему он должен отправиться в Такла-Макан, и Робин забыла о корабле и о банде убийц, которая, возможно, уже собиралась в переулках вокруг кафе. Понять, что имел в виду Муралев, было непросто. Они говорили по-персидски, и идеи были абстрактными, в то время как их