Лотос и ветер - Джон Мастерс

словарный запас ограничивался конкретными вещами. Муралев говорил о монашеском идеале, над которым на Западе люди теперь смеялись, но на Востоке над ним не смеялись. Он спросил, что заставило индуистского мистика взобраться на высокую гору и оставаться на ее вершине в созерцании всю свою жизнь. Почему такого человека называли мистиком?

— Тогда почему? — спросил Робин. Ты задал вопросы. У тебя нет ответа?

Муралев посмотрел на него грустными глазами, держа очки в одной руке, перо с зазубринами — в другой. Лавочник зажег лампу в глубине магазина. Муралев сказал: «У меня есть ответ. Желание. У мистика есть желание — желание Бога, если хотите. Чего я так и не решил, так это того, является ли это желание злым и эгоистичным или добрым и истинным даром Божьим».

Робин кивнула. Муралев никогда не нашел бы ответа на этот вопрос, потому что он по своей природе был неопровержим. Это означало… Краем глаза он заметил, что турецкий полицейский, нахмурив брови, наблюдает за спиной Джагбира. Внезапно Джагбир потянулся через стол, схватил кофейную чашку Муралева и выплеснул остатки себе в лицо. После секундной неподвижной паузы он вскочил на ноги, кофе капал у него со щек, и закричал: «Ты!..

В Геенну с чужеземцами и неверующими! Давайте уйдем с миром. Перестаньте приставать к нам!»

Полицейский шагнул вперед. Робин вскочил, оторванный от своих мыслей. Сцена здесь, полицейский ведет их в тюрьму, допросы, задержки, возможно, заключение в тюрьму — Джагбир, должно быть, был сумасшедшим. Но полицейский протиснулся мимо и начал кричать на Муралевых. Джагбир нетерпеливо дернул Робина за рукав. Они выбежали на улицу, свернули с моста и нырнули в переулок. — Куда теперь? — спросил я. — Пробормотал Робин.

«Наш дом, дальше по этой улице, за вторым мостом. Поторопись, господи!

Они перешли на быстрый шаг. Вечерняя толпа сомкнулась позади них. — Как это случилось? — спросила Робин.

«У меня за спиной были два золотых меджидия. Они добрались до дома и взбежали по узкой лестнице.

Джагбир сказал: «Теперь у нас все есть? Через заднее окно! Поторопись, господин. Эта проклятая женщина уже приносила деньги, больше моих, еще до того, как мы вышли на улицу.

«Как ты думаешь, она понимает, что мы едем на пароходе? Она знает, что мы живем в этом доме?

«Я не знаю. Я думаю, что встреча на мосту была случайной. Мне это не нравится. Они могут помешать нам попасть на корабль?

Робин задумалась. Выход был. Если бы Муралевы предъявили к ним иск о взыскании гражданского долга или обвинили их в соучастии в каком-либо преступлении, турецкие власти арестовали бы их на корабле. Но потребуется время, чтобы подать жалобу и представить какие-то доказательства. Они узнают, когда доберутся до доков. А пока поторопитесь! Они выпрыгнули из заднего окна в закрытый двор, перелезли через низкую стену и повернули к Шатт-эль-Араб. Они шли быстро, друг за другом, держа руки на ножах. Теперь у них не было винтовки; в Басре это вызвало бы подозрения.

Почти сразу же они увидели очертания корабельных рей над складами. Огни на скрытой от посторонних глаз пристани засияли на мачтах и осветили черный дым, уносимый ветром вниз по течению. Притаившись за ящиком, они увидели пятерых турецких полицейских, патрулировавших причал. Минуту спустя толстый офицер в феске с кисточками вразвалку спустился по трапу с большим документом в руке и занял свое место там. Они увидели бородатое лицо английского капитана, освещенное светом нактоуза на мостике.

Они отвернулись. Эти приготовления заняли некоторое время. Муралевы, должно быть, уже несколько дней знали, что они здесь, и составили свои планы как нельзя кстати. Следующим шагом была турецкая тюрьма, а в тюрьме — внезапная болезнь, или несчастный случай, или выстрел в спину при «попытке к бегству».

Они прокрались обратно в дом тем же путем, каким пришли, — по стене, через окно. Робин присел в углу и закрыл лицо руками. В первые дни это было захватывающе, но теперь, здесь, в вонючем городе, это стало ужасным. Каждую ночь по их телам пробегали черные крысы. Днем ветер разносил запах мусора по зловонным переулкам. Задача стала такой: крысы, отвратительный запах и, прежде всего, безнадежное истощение. Его нервы были натянуты до предела. Несколько дней подряд его желудок не вмещал пищу, которую он заставлял себя проглатывать.

Пришло время сдаваться. Храбрый человек не сделал бы этого, но он сделал бы. С него было достаточно. Для чего бы Бог ни создал его, это было не это. Эта ужасная женщина выглядела более красивой, более живой, чем когда он впервые увидел ее в темной комнате в Бухаре. Была ли это чистая жажда действия, которая заставила ее попытаться убить его сейчас, когда его работа была выполнена, и она знала, что так оно и было? Была ли его работа настолько жизненно опасна для России, что она была готова убить только для того, чтобы помешать ему дополнить свой письменный отчет личными объяснениями? Должна быть какая-то причина, но он не мог справиться с проблемой сейчас.

Им придется пойти к британскому консулу, заставить его поверить в сложившуюся ситуацию, а потом… что? Консул не мог предотвратить их арест по какому бы обвинению ни были выдвинуты против них Муралевы. Он не мог объяснить, почему они его особенно заинтересовали. С ними по-прежнему будут обращаться как с Хуссро, афганцем персидского происхождения, и Турфаном, крестьянином-хазарой, которые не являются британскими подданными и не заслуживают каких-либо особых привилегий. Дело так и не дошло до суда. По правде говоря, единственным человеком в Басре, который мог им сейчас помочь, был турецкий губернатор Басринского вилайета. Но у ворот его дворца будут стоять стражники, которые никого не впустят без пропуска. Если консул сможет договориться о личной аудиенции с губернатором — на каких основаниях? Кроме того, головорезы Лени Муралева уже окружили дом консула. Они никогда туда не доберутся.

Больше ничего не оставалось делать, ни пути, ни возможности. Это было правдой. Но он не мог просто сказать себе: «Хорошо» — и умереть. Он должен был…

— Мы опоздаем на встречу с шейхом Абу Дааби, — сказал Джагбир.

Робин разразилась почти истерическим смехом. Это было нечто. Возможно, Муралевы не знали о шейхе. Погруженный в созерцание небытия, шейх стал очень большим и важным. Он сказал Джагбиру: «Тогда давай поторопимся».

Они вышли из дома тем же черным ходом и поспешили через город. На улице Робин слышал шаги за спиной и не был уверен, были ли эти звуки реальными или существовали только в его